— Что с вами? — бросилась Лиля. — Вам плохо?
Тимоха подхватил чуть не упавшего Ильича под руку. Наш босс чуть ли не на десяток лет постарел. Под глазами залегли глубокие морщины, опустились уголки губ.
— Дайла… — прохрипел он, вытирая дрожащей как у старика рукой пот со лба. — Они хотят только его. Он им интересен. Только он. Они готовы ради него… Ты даже представить не можешь…
— Не меня? — облегченно спросила Дайла. С ее плеч словно спала тяжесть. — Вы же говорили, что платой будет моя кровь и душа. Что я пожертвую собой ради того, кто несет в себе перерожденного бога. Что моя жизнь станет платой за будущее нашего народа.
— Древние духи хотят только его.
— Мы не можем этого допустить, — сказала Дайла, совладав с эмоциями. — Он наша надежда. Только ради него все это затевалось. Ради него гибли повстанцы на арене. И вы хотите, чтобы мы просто так отдали его духам лишь для того чтобы спасти свои никчемные жизни?
— Можем, — сказал Ильич, стараясь не смотреть на меня. — Все равно у нас нет выбора. Либо он, либо мы все.
— Я согласен с Ильичом, — сказал я. — Так будет правильно.
— Нет, не правильно, — возмущенно сказала Лиля. — Не правильно если ты заплатишь своей жизнью за наши. Мы должны держаться вместе. В единстве наша сила.
— Я не согласен, — хмуро буркнул Тимоха и звякнул мечом о камни.
— А ты? — Ильич посмотрел на Прыща. — Ты что скажешь?
Помявшись, тот из себя с трудом выдавил:
— В принципе… э-э-э как бы… не согласен. Вот. Но жить хочется. Не поймите меня неправильно… Если вы говорите что иначе нет шансов… Может хоть кто-то спасется. Не подумайте, что я о себе пекусь…
Лиля удостоила его презрительного взгляда и отвернулась.
— Думайте быстрее, — обессилено прошептал Ильич. — Скоро на поляне будут солдаты.
— Да что тут думать, — сказал я, оглядев спутников. — Ильич, что я должен сделать.
— Пролить кровь на алтарь. Остальное сделают духи.
Он с такой легкостью обрек меня на смерть, что становится как-то не по себе. То нянчился как с писаной торбой, убеждал, что я крайне необходим то… Но в общем-то он прав. С моим уходом у ребят появится шанс выйти из оцепления. Не знаю, что могут эти так называемые древние духи, но надеюсь, что с возрастом они не растеряли своей силы. А вообще забавно, насколько меняет людей жизнь. Еще несколько дней назад, услышав подобную историю, я бы громко рассмеялся и покрутил пальцем у виска. А сейчас… Сейчас эта история моя жизнь. И надо постараться прожить ее достойно. Пусть она и коротка. Не думаю, что духи встретят меня хлебом солью. Вскормленные кровь и душами они отнюдь не вегетарианцы. Бр-р-р. Даже думать об этом не хочу. Главное слезу в самый ответственный момент не пустить и не остолбенеть, как тогда с лучниками на поляне. До сих пор стыдно. Особенно перед Дайлой.
Вспомнив о покоящейся в заднем кармане джинсов фляге, я достаю ее, и делаю глоток. От крепкого напитка аж слезы на глазах выступили.
— Напиться решил напоследок, — хихикнул Прыщ и потянул ручонку к фляге. — Дай хлебнуть боевому товарищу. Тебе она все равно не пригодится.
— Стой! — прохрипел Ильич. — Прыщ, не вздумай!
— С чего бы это? — скривился Прыщ. — Обделяют? А где же равноправие?
— Заткни пасть! — рявкнула Дайла и влепила Прыщу такую затрещину, что тот чуть с холма не упал. — Димыч ради тебя на смерть… В общем уходит. А ты, мразь прыщавая руки к нему тянешь, вместо того чтобы сказать спасибо.
— Сама дура! — завопил Прыщ. — Нечего меня увечьями попрекать и руки распускать. Сама-то недавно на полянке на него как на нуба конченого смотрела. А тут на тебе, герой. Жертвует он собой. Да может через день мы в этом долбаном мире будем завидовать ему, мертвому и счастливому. Ну, скажу я ему спасибо. Хочешь даже в ножки упаду. Но что от этого изменится? Его считай, что уже нет.
— Скотина ты Сережка, — брезгливо отодвинулась Лиля. — Никогда не думала что ты такой.
Тимоха презрительно сплюнул и сделал шаг по направлению к Прыщу.
Завязалась шумная перепалка.
Не желая видеть, что будет дальше, я подошел к алтарю и достал из-за пояса меч. Пришло время пустить себе кровь. Вот только Ильич не сказал каплю или литр, а переспрашивать как-то неудобно. Не хочется отвлекать спутников от столь увлекательного диспута.
Занеся руку над алтарем, я все никак не решался полоснуть мечом по ладони. Я уже и так и этак, но рука никак не хочет подниматься на свою сестру. Ладонь лишь елозит по тупому лезвию и не больше. Зажмурившись, я замахнулся сильнее с ужасом представляя, что если переборщу, то останусь без руки. Хотя зачем покойнику рука.
— Димыч, — оторвал меня от борьбы с инстинктом самосохранения голос Дайлы.
— Ну, чего тебе? — сдерживая дрожь в голосе и не оборачиваясь, спросил я. — Видишь, делом занят.
— Вижу, — легли мне на плечи не по-женски сильные руки. — Димыч, ты прости меня… В общем не права я была на поляне. Ну когда ты струсил… Нет, не струсил… В общем я хотела сказать… Я…
Ну это уже совсем невыносимо.