Путь искупления

Эдриен прорывался по заросшему полю, ощущая траву на коже. Да, когда-то он был достойным человеком. Не идеальным. Нет, далеко не идеальным. Но он выполнял свою работу, не давая себе поблажек; был другом, напарником, наставником; любил одну женщину и не сумел полюбить другую. Это была сложная и запутанная жизнь, которая теперь казалась еще более сложной и запутанной, когда все, чего ему сейчас хотелось – это убить пятерых мужчин и зарыть их так глубоко, чтобы даже сама земля навеки забыла об их существовании.

Что бы сказал по этому поводу Плакса?

Или Эли?

Это была еще одна мысль, которая удерживала его от насилия. Эли Лоуренс хотел, чтобы Эдриен вышел на свободу и заново отстроил свою жизнь. Такова была цель каждого урока, которые он ему давал с самого начала – дожить до конца дня, до выхода из тюремного двора, до конца его фразы.

«Выживать не грех».

Эдриен просыпался каждый день с этими словами в голове; ложился спать с ними на устах.

«Не грех».

Но просто тихо отойти в сторонку – это несправедливо. Начальник прослужил в Центральной тюрьме девятнадцать лет. Сколько заключенных рассталось с жизнью за все это время? Сколько сошло с ума, а то и вовсе бесследно исчезло? Эдриен был явно не единственным, но и насчет риска он тоже не обманывался. Начальник. Четверо охранников. Эдриен знал их имена и где их искать; и все же они не выказывали абсолютно никакого страха. Они появились в суде и после того, как подстрелили мальчишку; следили за ним до дома адвоката, а потом до его собственной фермы. Они что, и вправду считали, что он настолько слаб и сломлен?

Ну конечно же, да.

Ведь они-то и были теми, кто его сломал.

«Нет, врешь, не сломали!»

Но это было не так.

Воспоминания. Кошмары.

«Хватит!»

Это мог быть истошный крик, но на сей раз он прозвучал только в его голове. Что наяву, что во сне, это могло произойти абсолютно в любой момент. Воспоминания стройными шеренгами вновь выступили из тьмы: тот металлический стол и крысы, смерть Эли и вопросы, которые задавались вновь и вновь. Это тоже говорит о том, что ты сломлен – когда кошмары заливают тебя, словно поднимающаяся вода.

«Это не моя жизнь!»

Но это казалось именно его жизнью.

Когда последняя волна схлынула, Эдриен по-прежнему стоял на ногах, один-одинешенек в поле, которое знал еще мальчишкой. Ни стен, ни потолка, ни холодного металла. Выходит, все закончилось – привычная уже ситуация.

Но тут он увидел машину.

Она прокатила мимо поля и сверкнула красными огнями там, где подъездная дорожка примыкала к шоссе. Он слышал мотор, шины. Потом она погрузилась во тьму.

«Твари!»

Эдриен срезал через поле, даже не задумываясь; добравшись до дороги, остановился. Они были в гражданском, но он сразу их узнал. Стэнфорд Оливет и Уильям Престон. Узнал их стрижки, манеру двигаться, лица, когда сверкнул огонек зажигалки. Они притащили все это с собой обратно, и на миг воспоминания едва не сбили его с ног: их мимолетные улыбочки, словно конвульсивные подергивания, их толстые лапы у него на запястьях и лодыжках, крепко удерживающие его, туго затягивающие ремни, а потом тянущиеся за ножами, иглами, мешком с крысами, который шевелился и ворочался, будто жил собственной жизнью…

Эдриену хотелось выволочь их из машины и разбить им рожи в кровь, обломать об них руки, если б это понадобилось. Он приказывал себе: ну давай же, сделай это прямо сейчас. Но в ту же секунду всплыл другой образ. Он увидел тех же самых людей и те же самые лица – но в тот момент, когда его выволакивали из котла, словно мертвеца, в техническом подвале номер два. На лицах у них было нечто вроде жалости, слышались произнесенные шепотом «о боже!», когда они стряхивали крыс с его кожи и несли его туда, где были свет, и воздух, и вода.

«Бедный ублюдок», – повторяли они.

«Бедный, жалкий, тупой сукин сын».

Все это вдруг стало уже слишком – ярость и страх, тяжкий груз повиновения, доведенной до инстинкта покорности.

Делай то, что велено.

Не поднимай глаз.

Вроде бы обычный страх обычного зэка. Но полученные Эдриеном повреждения засели куда глубже, и лишь только теперь он понял их масштабы. Сейчас он был свободным человеком, и все же, по сути, абсолютно ничего не изменилось. Эдриен увидел, как их лица поворачиваются в его сторону, их глаза, когда они узнали его. Оливет что-то сказал, и Престон опять улыбнулся – толстый, расплывшийся тип с бледными губами и маленькими круглыми глазками. Улыбочка была узнавающей, а чего удивляться? Он знал каждый дюйм на теле Эдриена, знал запах его крови и звук его криков, знал, где тело его уже полностью изрезано, а где можно резать еще. Эдриен ощутил, как в голову бросилась кровь, а потом – какой-то щелчок, когда некая его часть полностью отключилась. Тяжесть. Онемение. Он увидел, как открываются дверцы машины, но словно с очень большого расстояния. Мир вокруг почти полностью почернел, а когда свет вернулся, в руке у офицера Престона была телескопическая стальная дубинка.

– И чё за дела, осужденный Уолл?

«Осужденный…»