Путь искупления

Это все ее возраст, сказали они. Обстоятельства. Она ясно видела жалость в глазах судьи – и в глазах бейлифа, который обращался с ней так, будто ей всего четыре годика от роду и она стеклянная. Когда кандалы сняли, ее вывели черным ходом, чтобы избежать журналистов, целая армия которых встала лагерем перед главным входом. Ченнинг ехала в длинном автомобиле и лишь кивала, когда адвокаты что-то говорили и выжидающе смотрели на нее. «Я поняла», – откликалась она, но это было не так. Даты слушаний, преступное намерение, судебные сделки… Кого это волнует? Ей хотелось увидеть Лиз и принять душ. Казалось, что тюремная вонь повсюду буквально впиталась в нее. Она пыталась крепиться, но сама себе не верила. Охранники называли ее «задержанная Шоур». Самые противные из сокамерниц любили притрагиваться к ее коже и называли ее «куколка».

– Куколка…

– Ты что-то сказала, милая?

Ченнинг проигнорировала вопрос и лишь в квартале от дома случайно встретилась взглядом с отцом. Он тут же отвернулся, но она успела увидеть в его глазах отвращение. Она больше не «его маленькая девочка», но Ченнинг не стала опускать головы.

– Я убила их, как и сказала.

– Не говори так!

Этого она тоже не могла понять – этого нежелания признать очевидное, этого упорного неверия. Он же видел фото со вскрытия. Она знала, что адвокаты состряпали какую-то версию для суда. Может, временное помешательство. Но если б судья спросил, она объявила бы это во всеуслышание еще раз.

«Я убила их, как и сказала».

В этом было что-то успокаивающее, но не то, что способен понять любой мужчина в деловом костюме. Ченнинг всеми силами держалась всего того, что делало ее иной, чем они, и спокойно смотрела вперед, когда они проезжали через вторую армию репортеров, собравшуюся на их подъездной дорожке. Обогнув дом, автомобиль подъехал к заднему крыльцу, и, даже открывая ей дверь и помогая выйти, отец старался смотреть куда-то вбок.

– Мама будет рада тебя видеть.

Ченнинг прошла вслед за ним в дом и посмотрела на адвокатов, снимающих пиджаки в кабинете.

– Она тоже видела фотографии?

– Естественно, нет! – Тут отец наконец посмотрел на нее, поскольку она впервые произнесла то, что в его мире считалось нормальным. – У нее для тебя сюрприз. Может, все-таки поднимешься?

Сам он остался внизу, пока она тащилась по лестнице с первого этажа на второй.

– Здравствуй, зайчик!

– Привет, ма.

Объятья неуклюже увяли, едва успев начаться. Одна пахла белым вином и лосьоном, другая – тюрьмой.

– Я кое-что для тебя сделала. Это было непросто, но, по-моему, тебе понравится. Хочешь посмотреть?

– Давай.

Мать повернула дверную ручку и увлекла Ченнинг в спальню.

– Ну разве не прелесть? Ну скажи, скажи сама!

Ченнинг обернулась вокруг себя. Все было так, как до того, когда она все сожгла. Веселенькие постеры. Розовое постельное белье.

– Я знаю, тебе хотелось бы, чтобы все опять стало, как прежде.

– Просто не могу поверить, что ты это сделала…

– Нравится?

– Нравится? – Ченнинг потеряла дар речи и была близка к тому, чтобы истерически расхохотаться. – Ну как мне может не нравиться?

– Именно это я сказала твоему отцу! «Она по-прежнему наша маленькая девочка. Как ей может не понравиться?»

Ченнинг перевела взгляд с одной стены на соседнюю. Ей хотелось завизжать и удариться в бегство. Подушка у нее под пальцами была скользкой, гладкой и розовой, как кожа младенца.

– А теперь, – торжественно объявила ее мать, – как насчет чашечки горячего шоколада?

* * *

Мать Ченнинг выплыла на лестницу и спустилась в кухню, где стала суетливо поворачивать ручки и открывать шкафчики. Так, включить газовую плиту, какао и органическое молоко, глазированное печенье, которое всегда так любила ее дочь… Это все ее вина: Титус Монро, наркотики, пустота в глазах дочери… Это она впустила этих страшных людей в их жизни. Но она может все исправить! Ченнинг простит ее!

Закончив в кухне, она, балансируя подносом, постучалась к дочери.

– Зайка? – Дверь открылась, едва она до нее дотронулась, но комната оказалась пуста. – Ченнинг?

Ничего.

Никого.

– Детка?

Мать тщательно прислушивалась, но в доме не слышалось ни звука. Хоть бы какое-то движение! Так что она села на кровать дочери и все увидела: занавески у открытого окна и внешний мир, похожий на картину маслом за ним.

* * *

Ченнинг знала в своем квартале все дворы и закоулки, так что пробраться мимо репортеров оказалось просто. Избежать остального было немного сложнее.

«Горячий шоколад?»

«Розовые простыночки?»