Путь искупления

Она произнесла это дважды, но если знание было в том поцелуе, тогда она довольно неплохо знала Эдриена – очертания его рта, то, как его губы могут мягко прижаться к ее губам… Он ведь просто мужчина, твердила она себе – не оборванная до конца ниточка из далекого прошлого. Но ее чувства к нему никогда не были столь простыми. Они проявлялись в ее снах, томительным послевкусием надолго оставались с ней, как и этот его поцелуй. Даже теперь они всеми силами старались смутить ее, и такая уж штука детские эмоции: любовь и ненависть, гнев и желание – их не упрячешь в коробку, не задвинешь куда-нибудь под шкаф…

* * *

Ушло порядком времени, чтобы оставить равнину и перевалить через песчаные холмы, направляясь к западу. К тому моменту как Элизабет оказалась в самом центре штата, смятение все-таки удалось затолкать в какое-то узкое пространство в самой глубине груди. Пространство это существовало уже очень давно, и ее чувства к Эдриену устроились в нем привычно и отработанно. Теперь жизнь сосредоточилась на детях, Плаксе и том, что еще оставалось от ее собственной карьеры. Так что она сделала глубокий вдох и поискала в себе тот центр спокойствия, который делал ее таким хорошим копом. Устойчивость. Логика. Вот центр всего.

Проблема была лишь в том, что ей никак не удавалось его найти. Все вокруг было поцелуем, ветром и мыслями о ее руках у него на коже. Эдриен не хотел опять оказаться за решеткой. Она тоже не хотела, чтобы он оказался за решеткой.

– Да соберись же!

Но никак не получалось.

Карусель продолжала крутиться: Эдриен и дети, Плакса и подвал. Кого она пыталась обмануть, когда сказала, что жизнь может вернуться на круги своя?

Саму себя?

Кого-то еще?

Проскочив за городскую черту, Элизабет остановилась у придорожного торгового центра, чтобы купить новый мобильник. Продавец явно узнал ее лицо из газет, но ничего по этому поводу не сказал. Лишь поднял было палец и начал открывать рот, но тут же закрыл его.

– Смартфон мне не нужен. Что-нибудь самое простенькое – только чтобы звонить и отправлять эсэмэски.

Он выложил перед ней «раскладушку» из серого пластика.

– Все то же самое? Пароли? Голосовая почта?

– Да, мэм. Включайте и пользуйтесь.

Подписав чек, Элизабет вернулась в машину, уселась под голубым небом – сразу тяжеленным столбом навалилась жара. Потыкав в кнопки, вошла в голосовую почту. Семь сообщений от репортеров. Два от Бекетта и еще шесть от Дайера.

А последнее – от Ченнинг.

Элизабет проиграла его дважды. Какое-то царапание, шум прерывистого дыхания, а потом всего три слова – совсем тихо и как будто очень издалека, но различаются четко.

«Подождите… Пожалуйста… Не надо!»

Это был голос Ченнинг. Никаких сомнений. Слышно едва-едва, но девушка явно напугана. Элизабет еще раз нажала на воспроизведение.

«Подождите…»

«Пожалуйста…»

На сей раз не стала дожидаться третьего слова – отсоединилась от линии, вжала педаль в пол и пулей вылетела со стоянки. Ченнинг уже наверняка выпустили под залог – при богатстве ее папаши это вообще не вопрос, – но куда сейчас ехать-то?

Элизабет попробовала вызвать мобильный Ченнинг и, не получив ответа, свернула к богатой части города. У дома ее отца высокие стены, так просто не проберешься. Он наверняка держит ее там, застегнутую на все пуговицы. Контролирует ситуацию. Избегает журналистов.

Последнее прозвучало уже горькой шуткой. Еще за два квартала Элизабет углядела фургоны телевизионщиков. Явно не самые «звезды» – эти сейчас, скорее всего, ошиваются у церкви или в отделе полиции, – но все равно это энергия, достойная лучшего применения, даже для такой темы, как двойное убийство. Вот что получается, когда в единый замес попадают политика и межрасовые проблемы, пытки, казнь и «папина дочка». Никто не узнал Элизабет, пока она не свернула на подъездную дорожку, после чего поднялась суматоха.

– Детектив Блэк! Детектив!

Но она смогла прорваться сквозь линию фронта, пока все успели опомниться. В пятидесяти футах от въезда наткнулась на кордон частных охранников. Двое мужчин, бывшие копы. Она узнала обоих. Дженкинс? Дженнингс?

– Мне нужен мистер Шоур.

Один из мужчин подошел к машине. Пожилой, хорошо за шестьдесят, в приличном костюме. На ремне болтается четырехдюймовый «Смит»[45].

– Привет, Лиз. Дженкинс. Помнишь?

– Угу. Ясен пень.

Он наклонился к окну, быстро осмотрел сиденья, коврики.

– Молодец, что все-таки объявилась. Мистер Шоур довольно сильно расстроен.

– Чем?

– Временем твоего приезда.

– Чушь какая-то…

– Ну что тут сказать? – Дженкинс прижал тангенту, объявил по рации о ее прибытии. – Если у тебя самой пропадет ребенок, так и у тебя кругом все будут суки и сволочи.

– Что?!

Он просто отступил назад, ничего не ответив.

Пропал ребенок?

Этого еще только не хватало!

– Дуй прямо к дому. Мистер Шоур тебя заждался.

Элизабет сняла ногу с тормоза, двинулась по дорожке, вьющейся между статуй и фигурно подстриженных кустов. Эльзас Шоур выскочил на крыльцо, не успела она поставить машину. На нем были джинсы и очередная дорогущая рубашка поло. Даже с двадцати футов она заметила, что на шее у него проступили красные пятна.