Путь искупления

Бекетт взял ее за руку и подвел к алтарю, который она знала с самого своего рождения.

– Посмотри на нее.

– А кто это?

– Неважно. – Бекетт произнес это грубо и жестко. – Посмотри на нее.

– Уже посмотрела.

– Посмотри получше.

– Куда уж лучше… Ладно, она мертва. Да, это то же самое. Ты именно это хотел услышать?

Лиз обливалась по́том, но это был мелкий, холодный пот. Бекетт достаточно много разглядел у нее на лице, чтобы понять, что творится в глубине ее души: детство и предательство, крутые повороты уродливого неверия… Это ее церковь. Эдриен – ее герой.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она.

– Потому что ты не способна мыслить трезво. Потому что тебе нужно понять, что Эдриен Уолл – убийца и что твоя одержимость им доведет тебя до беды.

– Нет абсолютно никакой одержимости.

– Тогда держись от него подальше.

– Или что? – Искра, жар. – Почему ты так его ненавидишь? Он не убивал Джулию Стрэндж! И эту он тоже не убивал.

– Господи, Лиз! Да только послушай саму себя! – Бекетт нахмурился, раздраженный ее неспособностью понять простейшие вещи. Вера Элизабет в Эдриена Уолла сожгла множество мостов, когда та была еще салагой. Копы относились к ней с недоверием, считали, что она с червоточинкой – баба есть баба, – неразумная и нелогичная. Ее коллегам понадобились годы, чтобы полностью принять ее, и еще больше, чтобы она могла спокойно ходить по отделу, не готовая в любой момент огрызнуться в ответ на любое замечание, брошенное в ее адрес. Бекетт этого уже насмотрелся. Он уже все это пережил.

– Постарайся посмотреть на все это глазами копа. Хорошо?

Он только все портил. Сам вынуждал ее занять оборонительную позицию и огрызаться. Сам пытался ее поддеть.

– Он этого не делал, Чарли.

– Да черт побери, Лиз…

– Я была с ним вчера ночью.

– Что?!

– Он не заинтересован в чем-то подобном. Его вообще не интересуют люди. Ему просто… тоскливо.

– Тоскливо? Да ты сама-то себя слышишь?

– Зря ты меня сюда вызвонил.

Развернувшись, Элизабет двинулась к выходу.

– Это была большая ошибка, – произнесла она, и Бекетт понял, что напарница права.

Он все испортил.

Он потерял ее.

10

Элизабет вела машину и пыталась осознать, что именно только что произошло в церкви. Забудь про труп, про факт еще одной смерти! Все это слишком серьезно и слишком неожиданно. Требовалось время, чтобы разобраться, к чему все это могло быть, так что взамен Элизабет стала думать про Бекетта. Он хотел помочь – она это понимала, – но она презирала эту церковь так, как ему никогда не понять. Слишком уж старой и закостенелой была эта ненависть, которая внедрилась в душу Элизабет столь глубоко, что было трудно стоять у алтаря ее юности и быть объективной ко всему на свете. Там она чувствовала себя маленькой, злобной и обманутой. Не самая простая комбинация, так что сейчас, в тишине машины, Элизабет сосредоточилась только на одной вещи, имеющей теперь значение.

Была ли она права в том, что верила Эдриену?

Они никогда не были близки в любом общепринятом смысле этого слова. Он был мужчиной, который некогда спас ей жизнь, светом в ночи ее горького отчаяния. По этой причине ее чувства к нему никогда не относились к чему-то рациональному. Стоило подумать о нем, как она вновь видела его лицо возле карьера, уверенное и доброжелательное. А когда сама стала копом, ее вера в него лишь только выросла. Эдриен был дерзок и умен, заботился о жертвах и их родственниках. И все же, даже когда она сама стала служить в полиции, он словно возвел вокруг себя стену отчуждения. Улыбочка там. Словечко тут. Жесты скупы и мимолетны, но Элизабет не могла отрицать чувств, которые они возбуждали, – или опасных вопросов, которые поднимали эти чувства.

Она действительно одержима?

Это был сложный вопрос, но лишь потому, что Элизабет никогда не задавала его самой себе. Она стала копом из-за Эдриена; завелась, потому что он сам был всегда заведен. Когда частички его кожи обнаружили под ногтями Джулии Стрэндж, Элизабет осталась единственной, кто продолжал сомневаться в его виновности. Она – а не его друзья, товарищи по работе или судья. Даже его жена, похоже, под конец сникла, сидя, опустив голову и не желая встречаться с ним взглядом, и даже не появилась в зале суда в день вынесения приговора. Теперь эта мысль беспокоила Элизабет гораздо сильней, чем раньше. С какой это стати ей верить Эдриену, когда даже его собственная жена ему не верила? Элизабет терпеть не могла такого рода самосомнений, но ее вера в Эдриена действительно была слепа. Она тогда была совсем юной, и ей отчаянно хотелось верить; а теперь, задним числом, все это обретало смысл. Слепа ли она сейчас? Прошло тринадцать лет, но убийства действительно выглядят одинаковыми. Сегодня Элизабет могла моргнуть и живо представить мать Гидеона на том же самом алтаре. Что отличает одно убийство от другого?