Доехав до больницы, Элизабет узнала, что Гидеона перевели из реанимации в платную одноместную палату на том же этаже.
– Как это получилось?
– На какие шиши, вы имеете в виду? – Медсестра была та же, что и раньше, рыжеволосая куколка с карими глазами и россыпью веснушек на носу. – Ваш отец попросил сделать это в порядке жеста благотворительности. Неделя спокойная, администратор больницы не возражал.
– А почему он это сделал?
– А вы когда-нибудь пробовали спорить со своим отцом?
Элизабет попыталась перебороть нежданно возникшее теплое чувство, напомнив себе, что ее отец тоже любит Гидеона.
– Он сейчас там?
– Ваш отец-то? То приходит, то уходит.
– Как Гидеон?
– Один раз пришел в себя, но не говорил. Все здесь за него очень сильно переживают. Он такой лапочка и так терзался из-за своей матери… Все знают, что он планировал сделать с этим пистолетом, но это неважно. Половина медсестер хотят забрать его к себе.
Поблагодарив ее, Элизабет постучала в дверь палаты. Ответа не последовало, так что она тихонько вошла и обнаружила, что мальчик спит, опутанный трубками, торчащими у него из руки и из-под носа. В такт ударам сердца попискивал электронный монитор. Под простыней Гидеон казался совсем маленьким, грудь вздымалась и опадала так слабо и незаметно, что казалось, будто он не дышит вообще. За всю его жизнь бедному мальчишке ни разу не выпадало возможности сделать перерыв. Бедность. Почти что полная беспризорность. А теперь он заклеймен и еще одним грехом. «Простит ли он себя когда-нибудь?» – подумала она. А если да, то за что? За то, что пытался убить человека, или за то, что потерпел неудачу?
Элизабет довольно долго стояла, размышляя, как может выглядеть из-за открытой двери. Какой-нибудь посторонний человек может неправильно истолковать ее любовь к этому ребенку.
«Почему? – может спросить такой человек. – Он ведь вам даже не родственник!»
На этот вопрос не найдется простого ответа, но если б у Элизабет стали допытываться относительно причин, то звучал бы он примерно так: «Потому что он нужен мне, потому что именно я нашла его мать мертвой!»
И все-таки даже это не было бы всей правдой.
Склонившись ближе, Элизабет внимательно изучила узкое лицо и заплывшие глаза. Казалось, что ему восемь раз по четырнадцать – ближе к смерти, чем к жизни.
Тут его глаза приоткрылись, и на них сразу набежала тень.
– Я убил его?
Элизабет разгладила ему волосы и улыбнулась.
– Нет, лапочка. Ты не убийца.
Она склонилась еще ближе, думая, что эта новость вызовет у него облегчение. Однако монитор за головой парнишки запищал чаще.
– Точно?
– Он жив. Ты не сделал ничего плохого. – На мониторе проскочил резкий пик. Глаза мальчишки закатились. – Гидеон?.. Пожалуйста, дыши, милый!
Монитор буквально заверещал.
– Сестра! – завопила Элизабет, но в этом не было необходимости. Дверь моментально распахнулась во всю ширь, и в палату ворвалась медсестра, а сразу за ней врач.
– Что случилось? – спросил врач.
– Мы просто говорили…
– Что вы ему сказали?
– Ничего. Я не знаю… Мы просто…
– Выйдите отсюда!
Элизабет отступила от кровати.
– Быстро!
Доктор склонился над мальчиком.
– Гидеон. Посмотри на меня. Мне нужно, чтобы ты успокоился. Можешь дышать? Сожми мне руку. Вот молодец! Посмотри мне в глаза. Смотри на меня. Медленно, не напрягаясь. Вот так. – Доктор сделал глубокий вдох, потом выдох. Монитор уже замедлялся. – Молодец…
– Вам нужно уйти, – сказала медсестра.
– А нельзя мне просто…
– Никому вы не можете помочь, – перебила медсестра, но Элизабет знала, что это не совсем так.
Может, она сможет помочь Эдриену.