Путь искупления

Девушка казалась хрупкой, как стекло; по рукам, словно татуировки, змеились синие вены. Выглядела она так, как Элизабет сейчас себя чувствовала. Даже кожа под глазами подернулась синевой.

– Иди оденься. Мы уезжаем.

– Куда?

– Тебе нужно кое на что посмотреть, – отозвалась Элизабет. – И тогда к тебе обязательно вернется аппетит.

* * *

Они взяли «Мустанг», опустили верх. Уже крепко припекало, но улицы скрывались в тени плотно растущих деревьев, а газоны в районе, где жила Элизабет, оставались густыми и зелеными. Просто прокатиться и впрямь было здорово, и Элизабет по возможности то и дело поглядывала на девушку.

– Кстати, а почему пустыня?

– Хм?

– Ты как-то сказала, что нам надо поехать в пустыню. Мне это показалось странным, – продолжала Элизабет, – поскольку совсем незадолго до этого мне пришла в голову точно такая же мысль, и не пойму, с какой стати. Я никогда не задумывалась о пустыне, никогда не подумывала жить там или хотя бы туда съездить. Вся моя жизнь – здесь. Это все, что я всегда знала, но я лежала ночью без сна и представляла себе ветер, как будто из духовки. Видела красные камни, песок и коричневые горы по всему горизонту… – Она внимательно посмотрела на девушку. – Почему ты это предложила?

– Но ведь это же совсем просто.

– Только не для меня.

– Ни плесени, ни сырости. – Ченнинг прикрыла глаза и повернула лицо к солнцу. – В пустыне ничего не воняет так, как в том подвале.

* * *

После этого обе хранили молчание. Уличное движение становилось все более плотным. Ченнинг по-прежнему держала глаза закрытыми. Когда они оказались в торговом квартале, Элизабет свернула на развязку, которая выплюнула их в шести кварталах от площади. Мимо мелькали офисные здания, автомобили и бездомные с нагруженными магазинными тележками. Когда появилась площадь, они объехали вокруг здания суда и свернули на Мейн-стрит, усеянную праздношатающейся публикой и мужчинами в деловых костюмах. Миновали кафе, пекарню, юридическую контору. Ченнинг натянула на голову капюшон и сползла пониже на сиденье, словно все эти люди пугали ее.

– Все будет хорошо, – бросила ей Элизабет.

– А куда мы едем?

– Куда надо.

– В смысле «куда надо»?

– Сейчас увидишь.

Элизабет подрулила к бордюру, открыла дверь и присоединилась к Ченнинг на тротуаре. Вместе они прошли мимо хозяйственной лавки и ломбарда. Следующая дверь была стеклянной с выкрашенным зеленой краской косяком. Буквы на стекле гласили: «СПИВИ-СТРАХОВАНИЕ. ХАРРИСОН СПИВИ. АГЕНТ И БРОКЕР». Звякнул колокольчик, и они пробрались в крошечную комнатку, пропахшую кофе, лаком для волос и политурой для мебели.

– Он тут? – спросила Элизабет.

Никаких преамбул. Никаких рассусоливаний. Секретарша встала, комкая в кулаке вырез свитера, ее мягкое лицо залилось яркой краской.

– Ну почему вы постоянно приходите сюда?

Элизабет повернулась к Ченнинг.

– Она вечно меня об этом спрашивает.

– Вы не клиент, и я и на секунду не могу представить, что вы перспективный клиент. Какой-то полицейский вопрос?

– Это наше с мистером Спиви дело.

– По пятницам мистер Спиви приходит попозже.

– В какое время?

– Жду его с минуты на минуту.

– Мы подождем.

– Вот уж только не здесь!

– Ладно, подождем на улице.

Развернувшись, Элизабет двинулась к двери, а Ченнинг потянулась за ней. Опять брякнул колокольчик, и секретарша тщательно заперла за ними дверь. Оказавшись на тротуаре, Элизабет спряталась в тенистую нишу.

– Честно говоря, мне и самой малость неловко. В принципе, она тетка неплохая, но если ее босс сам не расскажет ей, зачем я прихожу, тогда и я не стану.

– Как скажете. – Девушка по-прежнему казалась совсем крошечной, совершенно утонувшей в своем мешковатом худи.

– Ты понимаешь, чей это был офис?

– Не надо этого делать.

– Тебе нужно самой увидеть, как все может меняться. Это имеет значение. Это важно.

Девушка обхватила себя руками, все еще полная сомнений.

– А еще долго ждать?

– Недолго. Вон он.

Элизабет пригнула голову, когда мимо с ревом пролетел автомобиль. Человек в нем барабанил пальцами по рулю; губы его шевелились, будто он что-то напевал себе под нос. Через двести футов он зарулил на свободное место у тротуара и вылез из машины – мужчина тридцати с чем-то лет, толстый посередке, тонкий наверху. В остальном же он отличался просто поразительной красотой.

– Тебе не надо говорить ни слова. – Элизабет уже шагала к нему. – Просто стой рядом. Следи за его лицом.

Они двинулись по тротуару, и несмотря на то, что она только что сказала девушке, Элизабет вдруг ощутила где-то внутри копошение тонкого пальца своего собственного стыда. Да, она коп и взрослая женщина, но даже на расстоянии уже страдала от воспоминаний о навалившейся на нее тяжести и вкусе сосновых иголок, тепле его пальца на тыльной стороне своей руки. Ей годами снились кошмары, она нередко оказывалась близка к тому, чтобы убить себя от стыда и ненависти к самой себе. Но ничего из этого больше не имело значения. Дело было в последующей жизни, в силе, в воле и бескопромиссности. Дело было в Ченнинг.

– Привет, Харрисон!

Он шел, опустив голову, и вздрогнул, словно ее голос был заряжен электрическим током.