В годы правления Л.И. Брежнева, человека более мягкого и трезво мыслящего, власть прекратила открытую войну с Церковью. Это не означало отказа от репрессий в отношении верующих и священнослужителей или сокращения атеистической пропаганды, но борьба против веры и Церкви фактически была предоставлена идеологическому аппарату КПСС, а собственно государство избрало политику «взаимно терпимого сосуществования» с Церковью, создав правовую основу церковно-государственных отношений (законодательные акты 1966 года и 1975 года). Например, на заседании секретариата ЦК КПСС в декабре 1970 года в ответ на предложение опубликовать в журнале «Коммунист» большой материал на атеистические темы Брежнев ответил: «Не надо. Зачем накалять чувства верующих?» (85, с. 103). Но фактически власть намеревалась превратить Церковь и верующих в некий «музейный заповедник», экзотический экспонат для отечественных и иностранных туристов.
Отказу от политики «штурма небес» способствовали объективные обстоятельства: очевидная невозможность путем насилия задавить в людях чувство веры в Бога. Ведь даже коммунистическая идеология признавала необходимость существования моральных принципов – хотя бы и ложно понимаемых, а вся человеческая мораль основана на заповедях Божиих. Кроме того, в те годы для СССР возрастает значение внешнеполитических и внешнеэкономических связей с Западом, в глазах которого брежневский режим не хотел предстать в образе богоборческого. По сути дела, во внутренней политике Советского государства происходила не только реабилитация Сталина, но и возвращение ко многим принципам его правления, в частности – к «сентябрьскому конкордату» 1943 года.
Стоит сказать, что смягчению государственной политики способствовали как стойкость, так и гибкость церковноначалия. Например, митрополит Никодим (Ротов), узнав об угрозе закрытия Ленинградской Духовной Академии, пригласил для обучения в ней студентов из африканских стран; для прекращения бесчинств в Пасхальную ночь пригласил главу Финской лютеранской Церкви присутствовать на богослужении (200, с. 272, 273). Митрополит Таллиннский Алексий (Ридигер) пригласил делегацию немецкой Евангелической церкви в женский Пюхтитский монастырь накануне его предстоящего закрытия, и власти не решились исполнить свое решение. В то время «внешняя деятельность помогала Церкви выжить, выстоять в тех непростых условиях беспощадной травли, организованной атеистическим государством», – отмечал митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев) (200, с. 273–274).
Каковы были пределы сотрудничества с государством? Ответ на этот вопрос дает архиепископ Тверской и Кашинский Виктор (Олейник): «Сейчас многие способны обвинять преждебывших иерархов в сотрудничестве якобы с КГБ… Но другого-то выхода и быть не могло: жить-то Церковь должна была. Потому и реализовалась особая деятельность, чтобы не допустить полного уничтожения Церкви» (200, с. 360).
В этот период видимого застоя Церковь в СССР не только пережила, но и глубоко осмыслила полувековую историю церковно-государственных отношений, и прежде всего – деятельность святителя Тихона, первого Патриарха советской эпохи. По словам митрополита Сурожского Антония (Блума), святитель Тихон, «оказавшись перед лицом совершенно небывалых событий, неслыханных ситуаций, сумел вглядеться в них глазами веры, с углубленностью, и прочесть в них смысл, и направить Церковь по пути истинно церковно-христианскому, евангельскому» (8, с. 368). В то же время нельзя не признать возникновения в церковной жизни в 1960-1970-е годы отдельных негативных явлений, порожденных непрерывным гнетом власти, что вызывало у части священнослужителей и верующих настроение «осажденной крепости», непримиримость, жесткий отказ от любых перемен и новаций.
После блаженной кончины Патриарха Алексия I в мае 1971 года начал работу Поместный Собор РПЦ. В канун Собора на архиерейском совещании среди обсуждавшихся вопросов были затронуты вопросы церковно-государственных отношений, прежде всего – решение Архиерейского Собора 1961 года о приходе. На внешне смелый призыв эмигранта архиепископа Василия (Кривошеина) восстановить права епископов и настоятелей в хозяйственной жизни приходов Местоблюститель Патриаршего престола митрополит Крутицкий и Коломенский Пимен (Извеков) ответил: «Но для этого нет никаких оснований, ибо принятие подобных решений противоречит государственному законодательству и не будет служить на пользу святой Церкви» (цит. по: 198, с. 428).
Нам сейчас понятно, что решения Архиерейского Собора 1961 года были приняты либо в силу покорного послушания власти, либо из страха перед властью, это было понятно и тогда участникам Собора, однако вслух об этом они не смели говорить. И все же митрополит Пимен не лукавил, ибо он пытался как мог служить на благо Церкви и защитить Церковь от вполне реальных угроз.