Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков

В годы революции и гражданской войны Оптина пустынь казалась забытой всеми, но только казалась.

Преподобный Анатолий (Потапов) начинал в Оптиной как келейник старца Амвросия, и про него шутили: «Какой чудесный келейник, лучше самого батюшки». С 1906 года отец Анатолий начал старческое служение. В нем сочеталось строгое напряжение духа с простым, мягким отношением к братии и посетителям. Любовь и ласковость привлекали к нему толпы людей. Перед Февральской революцией в кругах, близких к государю, возник план: представить царской семье отца Анатолия, дабы настоящий оптинский старец вытеснил «лжестарца» Григория Распутина. Однако преподобный не согласился, не видя на то произволения Божия.

2 февраля 1917 года, за месяц до начала революции, старец сказал: «Будет шторм, и русский корабль будет разбит. Да, это будет, но ведь и на щепках и обломках люди спасаются. Не все же, не все погибнут». Слушавшие были поражены, монахини заплакали. «Ничего. Ничего, не бойся только, – сказал отец Анатолий. – Бог не оставит уповающих на него. Надо молиться, надо всем каяться и молиться горячо» (28, с. 596).

Вскоре после Октябрьского переворота декретом Совета народных комиссаров 10 (23) января 1918 года Оптина пустынь была официально закрыта. Для сохранения монастыря в новых условиях сократившаяся в численности братия создала сельскохозяйственную артель, председателем которой стал настоятель. В 1919 году первый раз был арестован последний настоятель Оптиной отец Исаакий (Бобриков, 1865–1938).

В первые годы после революции старец Анатолий продолжал жить в своей старой келье, но условия изменились. Зимой не хватало дров. В одну зиму комсомольцы из соседнего села разбили окна в доме, и дом простоял так до весны. Не хватало хлеба и вина для Литургии. Старец сохранял при этом удивительное спокойствие, несмотря на тяготы возраста и тяжелую болезнь ободрял монашескую братию: «Видите, как жестоко Господь наказывает. Но ведь вразумления и покаяния в народе не видать. Конечно, возможно, что и последние времена, в Святом Евангелии ясно сказано, что, когда Господь придет, обрящет ли веру на земле. Будем благодушно терпеть, не унывать и усерднее молиться. Советую почаще приобщаться Святых Таин».

Одной своей духовной дочери, обратившейся с вопросом, как жить при Советской власти, отец Анатолий ответил так: «Очень сочувствую вам в том, что вы, живя в миру, задыхаетесь. Да, очень тяжело верующему сердцу смотреть на все то, что творится вокруг. Не отчаивайтесь и не унывайте, избегайте – насколько возможно – всех обществ, забав и увеселений. Пусть будет ваша комната вам келья. Свободные минуты посвящайте на молитву, на чтение книг Священного Писания и на домашний и ручной труд… Конечно, такой образ жизни от мира вы не скроете, над вами будут смеяться. Не обращайте на это внимания, пусть смеются. Помните, что, по слову апостола Павла, ecu… хотящий благочестиво жити о Христе Иисусе, гоними будут…». В одном из писем к монахине Амвросии, отвечая на тот же вопрос, старец написал: «Живи просто, по совести, помни всегда, что Господь видит, а на остальное не обращай внимания» (28, с. 598).

Советская власть последовательно и целенаправленно боролась против Церкви и веры. Поэтому само существование оптинских старцев, которые принимали посетителей, наставляли и утешали, ободряли и вдохновляли их, виделось вызовом власти коммунистов. Монастырь был объявлен «рассадником контрреволюционной пропаганды». Старец Анатолий скончался накануне своего второго ареста.

Преподобный Нектарий (Тихонов, 1853–1928) поступил в скит в 1876 году и провел там всю свою долгую жизнь. «Монаху три выхода, – говорил он, – в храм, в келью и в могилу, вот закон для монаха» (105, с. 117). Лишь в последние годы, когда представители коммунистической власти выгнали его из Оптиной, ему пришлось выйти в мир. Сам он называл себя «необразованным человеком низкого звания», но Сергей Александрович Нилус отмечал, что старец «начитанностью своей поражал не одного меня, а многих…» (105, с. 117).

Старцем отца Нектария избрала монашеская братия в 1913 году после кончины преподобного Варсонофия. Между тем в эти годы стали отмечать в поведении старца элементы юродства. То наденет халатик на голое тело, так что ноги сверкают, то натаскает в келью всякого хлама и говорит: «Это мой музей»… Недоумение собратьев разрешил один монах высокой жизни, сказавший: «Вы его оставьте, это он пророчествует». И верно, те, кто дожил, увидели, как в начале 1920-х годов даже студенты и служащие часто ходили на службу босые, без белья или в пальто на рваном белье, а в монастырском скиту открыли антирелигиозный музей.