Путь к Босфору, или «Флейта» для «Императрицы»

– Это не совсем наше с вами дело, господа, – прервал его статский советник. – У нас, в общем-то, и полномочий нет заглядывать в архивы Морского технического комитета… Хотя что-то подсказывает мне, что и в этом вопросе мы не плетёмся в хвосте европейцев. И, кажется, что Иван Артурович и Глеб Михайлович найдут возможность глянуть одним глазком, нет ли там пары жемчужинок в ворохе отложенных или отвергнутых прожектов по этой части.

– Возможность мы непременно найдём, – сразу же отозвался капитан 1-го ранга. – Там у меня двое сослуживцев не последнюю скрипку играют. Да вот только что мы? Там серьёзные спецы, по два десятка лет оценку проводят…

– На то и уповаем, что свежий взгляд поможет нечто разглядеть, – усмехнулся Алексей Иванович.

ГЛАВА 8. ГАРДЕМАРИН НА ФРОНТЕ

Господин подполковник ещё раз перечитал сообщение, пришедшее из штаба дивизии с пометкой «Срочно. Секретно. Только для п/п Рагимова», да ещё и с припиской «В собственные руки».

Впрочем, в сообщении не было ничего особенного, что бы вызывало такую вот секретную срочность. В нём было всего-то распоряжение «…отправить немедленно в расположение Классов морских гардемаринов, в Петроград, гардемарина Иванова Василия, находящегося в подчинённом вам полку».

Правда, последний абзац в сообщении был несколько неожиданным: «Отправку проконтролировать, во избежание уклонения, и доложить».

Подполковник перевернул листок в надежде, что на обороте окажутся какие-то жизненно важные сведения. О поставке трехдюймовых снарядов, например, или о пополнении. Или хотя бы о парочке новых полевых телефонных аппаратов, – вместо разбитых, или просечённых осколками во время горячей перестрелки, произошедшей третьего дня.

Но, увы, ничего там не оказалось.

– Солонин, – позвал подполковник адъютанта. – Ну-ка, разберись, где у нас гардемарин числится. Бог весть что: морской курсант в пехотной части!

Но оказалось, что гардемарин Иванов, как всего-то за час выяснил исполнительный Солонин, не числится нигде. Но во втором гаубичном дивизионе, оказывается, обретается некий мальчишка по прозвищу Васька-морячок.

– Давно? – только и спросил Рагимов, не поднимая голову от карты-трехвёрстки, куда они с начштаба быстро наносили последние данные разведки и радиоперехвата, поступившего из какого-то подразделения.

– Не могу знать, – ответствовал штабной подпоручик и даже вытянулся в струнку.

Очень не любил молоденький офицер, всего-то с трехмесячным стажем службы (зато прошедшем в непрерывных, почти, арьергардных боях) показывать свою некомпетентность. Не так уж часто это и случалось, кстати.

– Так, – бросил, морщась, подполковник Рагимов. – Тащи его сюда. Вместе с Петренкой – он же теперь за старшего во втором дивизионе.

Вот уже два дня германец, которому дали-таки по зубам третьего дня, хоть и существенно опустошили боезапас, поутих или, если по-военному, не предпринимал активных боевых действий. Да почти что никаких не предпринимал, даже отошёл где на триста, а где и на все семьсот метров, вроде как спрямляя линию своих позиций.

Не фронта: фронта как такового не было. И местность не позволяла – то болота, то вдруг островок могучего и очень густого леса, такого густого, что только в пешем строю пройти можно, а то каменистые откосы, где глубже, чем на ладонь, и киркой не вгрызёшься. Так что были участки соприкосновения, была ничейная земля и просто непроходимые или крайне неудобопроходимые зоны, которые патрулировали, конечно, по краям. С обеих сторон.

Это к тому, что комполка мог себе позволить вызвать с боевой позиции исполняющего обязанности командира второго гаубичного дивизиона, прапорщика Петренко.

Явились они пред светлые… пардон, тёмные и слегка раскосые очи подполковника больше чем через час. Рагимов за это время и перекусить успел чем полевая кухня порадовала, и поругался до хрипоты со штабс-капитаном из службы тыла, который никак не пришлёт обещанное пополнение, а вместо этого присылает двух жандармов и троих выздоравливающих из комендантского взвода – уводить в тыл пленных. Всего-то двоих и притом раненых, еле ожили гансики на поле после штыкового боя, – так что столько сопровождающих и конвойных вовсе ни к чему.

Прапорщика Петренко господин подполковник едва узнал, хотя прапорщик был из старожилов полка. Да что там старожилом – с недалёкого, но кажущегося нереальным мирного лета тринадцатого, никак не позже, года, когда сам Рагимов, тогда – штабс-капитан, недавно назначенный в Смоленский полк, – отметил на манёврах здоровенного унтера, который лихо управлялся и с выездом на позицию, и с подготовкой гаубицы к открытию огня.

Сейчас у Петренки прибавился только «Георгий» на груди, звёздочка на полевом погоне, впрочем, почти что не видном из-под куцей шинели, да седина в вислых усах. А так истоньшал чуть ли не вдвое, вроде даже росточком стал поменьше.