Путь к Имени, или Мальвина-Евфросиния

— Но сперва вам нужно пойти к подруге, а то так они вас не наймут. Отдохните, приведите себя в порядок. Может быть... — Он хотел сказать «переоденетесь», но из деликатности замял. — А потом вернетесь сюда, и будете наниматься!

— Хорошо... Но только потом я обязательно вернусь! — как ребенок, настаивающий на своем заветном желании, подчеркнула Нюта.

— Можно вас? — негромко сказал мне бомж.

Мы с ним шагнули дальше на чердак, где, оказывается, спал в углу его одноногий товарищ. В нос сразу ударил кислый запах, столь привычный мне за годы работы дворником.

— Эту девушку не наймут за деньги, — негромко и доверительно сказал мне мой новый знакомый. — Надо устроить так, чтобы ее взяли просто за спальное место. А кормить ее придется вам, ну и, может быть, мы поможем...

— Вы?!

— Если уж ей совсем нечего будет есть. А в будущем, если я смогу устроиться на работу, обязательно стану помогать. И на лекарства, и на хорошую еду. Вы ведь видите, насколько она истощена!

— Вижу. Я, конечно, буду ее кормить и покупать лекарства. Только не очень дорогие, а то у меня не хватит... А вы думаете, ее возьмут шить одеяла?

— Если только за место — могут взять. Хотите, я с ними поговорю? Якобы это я привел бездомную девушку, без родных, без паспорта... Они таких любят брать — делай с ними что хочешь, никто не заступится! Ведь без паспорта и в милицию не обратишься...

Я вспомнила четырех девушек, выскакивающих иногда в подъезд на отгрузку одеял. Две из них были корейской внешности, одна южанка с пышными черными волосами, и одна русская, белобрысая. Похоже, все они жили так, как обрисовал этот странный бомж: без права и защиты. Однако держались весело, даже чересчур: когда они выходили, весь подъезд наполнялся криками, смешками, ауканьем. Девушки ворочали тюки одеял (Нюта не сможет!), затаскивали их в лифт и потом вытаскивали внизу. А после прямо в шортиках-маечках выскакивали во двор к машине, которая эти тюки увозила. И грузили их в том же пляжном виде, хоть в дождь, хоть в мороз. Значит, теперь и Нюте предстоит такая судьба...

— Так что же? Поговорить мне с хозяевами? — вновь предложил бомж свои услуги. А они, по правде сказать, были мне очень нужны — так не хотелось самой вступать в общение с одеяльными мастерами! Ведь это они, наблюдая за своими грузящими товар рабынями, не разрешали им останавливаться даже на минуту. Как же, машина ждет! И когда надо было уступить лифт женщине с больным ребенком, они и не почесались... Нет, если уж правда с ними надо поговорить, пусть это сделает мой новый знакомый...

— Значит, ведите подругу к себе, и пусть не говорит хозяевам, что это ее бывшая квартира, — правильно расценил бомж мое молчание.

— Но ведь они все равно узнают! Просто вспомнят ее, в конце концов, ведь они совершали с ней куплю-продажу!

— И с тех пор хозяева не менялись?

— Вроде нет... ах да, менялись, менялись! Я просто была тогда в депрессии, не думала ни о чем... Да, конечно: вскоре после того, как Нюся продала квартиру, ее перекупили новые люди. Вот они-то и стали шить одеяла...

Вдруг бомж прислушался и чуть-чуть подтолкнул меня к выходу с чердака:

— Скорей уводите вашу Нюту к себе. Мне кажется, возвращаются хозяева.

Я кошкой метнулась на выход и увидела, что Нюся спит, сидя на ступеньке. Будить ее — не обошлось бы без шума, а нести на руках, даже при том, какая она стала худенькая, я не решилась. С раннего детства мама говорила мне: не поднимай тяжелое, иначе у тебя может не быть детей. Но как поступить в такой ситуации...

И вдруг наш спаситель, бомж в тулупе, мгновенно оказался рядом. Он взвалил спящую Нюту на плечо, а другой рукой вызвал лифт. Вот уж это я могла бы сделать сама, разиня несчастная. Все вместе мы вошли в остановившуюся кабину и поехали вниз, всего на один этаж. А в квартире, на которую мы все только что вожделенно смотрели, уже гремели отпираемые замки.

— Ну, Мальвина, до свидания, — шепнул мне бомж, прислоняя слегка застонавшую во сне Нюту к стенке. — Теперь мне пора к Карабасу и Дуремару!

После этого он ушел обратно на чердак.

10

Выходить на вечернюю улицу после беседы с акушеркой оказалось жутковато. Вот уже ворота родного дома, то есть родного роддома, остались за спиной. Впереди с одной стороны — опушенный нежданно выпавшим снегом скверик, с другой — безлюдная улица. Хрен редьки не слаще — не поймешь, где безопасней идти.

Игорь Сергеевич пытался убедить себя, что бояться нет оснований. Кому может серьезно понадобиться его убивать? Но вообще ситуация складывалась предельно глупо: какая-то ненормальная ему угрожает, и из-за этого он, выходит, должен оглядываться на каждом углу. Чушь, ерунда, непорядок, дисгармония. Но внутренний голос подсказывал Игорю Сергеевичу, что именно так чаще всего и происходит убийство: глупо, необоснованно, нелогично. Как сейчас говорят, немотивированно. Что там болтала акушерка насчет того, будто он ошибся, мальчика или девочку носила эта ненормальная? Если из-за этого убивать, тогда мир вообще уже никуда не годится.