Умники, наблюдавшие за нами с судна, доказывали нам потом, что спасательный мотобот практически не может перевернуться — он, как поплавок, сам встанет на ровный киль. Мы же с Дексом так не думали, нам лучше знать, каким героическим рывком мы вывели посудину из критического крена — вцепившись за леер по центру, всю массу своих тел перенесли на правый борт, бот ещё несколько раз качнуло, и мы под собственное дружное ржание и аплодисменты зрителей благополучно пересекли судовой ход и причалили на пляже.
— Ну вот, — сказал Декс, адреналина хапнули.
— Угум, прокатились, млядь, теперь нужно водки хапнуть, — говорю я, — купаться на судовом ходу вовсе в мои планы не входило.
Чиф приказал боцмэну сторожить мотобот, на что тот долго отнекивался, потом жутко обиделся и сказал:
— Ну и куй с вами.
Не успели мы отойти метров на пятьсот, как услышали звук движка — обиженный боцмэн, толком не умея управлять посудиной, попёрся назад к рудовозу через оживлённый судовой ход. Мы с Дексом и монтёром смотрели, ожидая, когда на предателя наедет какой-нибудь буксир, но чухану повезло, чудом добрался невредимый.
А Чифу покую всё, он пребывал в эйфории — взяв под ручку Мартышку, скакал вприпрыжку к выходу с пляжа, напевая детские песенки. Они направлялись в кабак «Садко», а мы по тропе, проторенной утром монтёром, в общагу к цыганам, которые банчили вином. Монтёр с Дексом поднялись наверх, я остался курить на крыльце с двумя типами сомнительной наружности, утренними знакомцами монтёра.
— Слышь, брат, у тебя есть гондоны?
— Есть, а что?
— Да там в 512-й комнате две вьетнашки дают, за 15 рублей всего (пузырь «Агдама»), прикольно так, лежат: «Епася-епася!»
Я отказываюсь, курим, и, наконец, появляются гонцы с тридцатью 700-граммовыми бутылками «Агдама». Такого Нефтерудовоз «Х» ещё не видел. Все ужрались в хлам, начиная от буфетницы и заканчивая капитаном. По нижней палубе катались бутылки, разлились лужи вина, казалось, даже от переборок исходил перегар. Монтёр с боцмэном валялись в одних трусах в курилке, увешанные гондонами, с надписями «пидор» на лбах красной помадой (наши тётки постарались). Повариха спала у Кэпа, буфетница у третьего меха, мы с Иванычем в ЦПУ, а Декс потерялся на полубаке.
Вот и все
Вот и последний рейс, ноябрь, конец навигации, порядком настоепавшей своей монотонностью. Тайга вокруг уже не красивая, а унылая, пьяные морды команды, за восемь месяцев въевшиеся в печень, соответствуют пейзажу. Погода дрянь — ветер и дождь, ночи всё длиннее, и все вздохнули с облегчением, когда пришло указание идти в порт приписки зимовать. В Кандалакше в любимый нами «Бриг» попасть не удалось, как и в другие кабаки. Пришлось набирать водку у таксёров. Было всё же немного грустно — замечательный город Кандалакша, и люди в нём живут хорошие, но хлёсткий северный ветер предупреждал, срывая фуражку: «Пора вам съёживаться отсюда подобру-поздорову, Господа Мореманы!»
В Черепке встали на рейд — закончилось бухло. С утра мы с Дексом в состоянии глубокой абстиненции отправились на рейдовом катере на берег, в «Садко». А там закрыто — профсоюзное собрание, дебилизм эпохи перестройки. Но кому очень нужно, суют канистры через окно и им наливают, за двойную цену, правда. Дексон тоже залез, пока наливали, порывался митинг устроить:
— Люди, чего молчим, как овцы, млядь! Барыги спецом кабак закрыли, чтобы навариться! Громи их накуй, Мама Анархия!
Люди не реагировали, в Черепке народ вялый, и я стащил друга с подоконника. Пришлось лакать холодное пиво прямо из канистры. Когда всё таки они открылись, мы зашли не в бар-гадюшник, а в ресторан — там немного культурнее. После горячего стало совсем хорошо, похмелье улетучилось, Декс стал рассказывать о широте морской души местным ханыгам и поить их пивом. Потом вовсе разошёлся — навалял в клозете халдею и отобрал у него водку, которую тот продавал на вынос по тройной цене. Пришлось спешно ретироваться. По дороге били друг другу морды без какой-либо обиды, просто для профилактики. На одной остановке он мне заехал в челюсть, на другой я ему. Добравшись до рудовоза, я вырубился, а Декс, как обычно, стоял за меня ночную вахту. С утра за всех почти сутки пришлось отдуваться мне. Декс не вставал со шконки, литрами лакал воду и жрал папаверин.
— Сдохнешь ты так когда-нибудь, дурик.
— Мы все живём для того, чтобы завтра сдохнуть, — изрекает друг словами из песни.
Так и очнулись в родном порту, встав под зачистку, все живы и здоровы, слава Богу. Пьяная навигация завершилась благополучно.
КОНТРАБАС