Путь к океану (сборник)

Естественно, что, добившись таких успешных ре­зультатов, Завойко был глубоко заинтересован в том, чтобы Аянский порт не потерял своего искусственно созданного значения. Всякие поиски более удобных путей связи с Тихим океаном, чем через Маю, Нелькан, Аян, били прямо по личным интересам Завойко Не без его участия результаты неудачной, поверхно­стной экспедиции Гаврилова в 1847 году были представлены правительству как исчерпывающие данные о несудоходности Амура.

С одной стороны Невельской, желающий только блага родине, с другой – хлопочущие о личных, част­ных интересах Завойко и члены правления Российско-Американской компании, – вот какова была расста­новка сил среди русских деятелей на Дальнем Вос­токе.

А над всем этим мрачною, непоколебимою скалою стояли министры. Нессельроде, Чернышев, Вронченко боялись несуществующего китайского влияния на Амуре и в угоду призрачным опасениям не желали никаких перемен на Дальнем Востоке.

На самом деле «боязнь» была наигранной и вызывалась не заботами о безопасности России, а узко личными интересами.

И Нессельроде и Вронченко получали непосредст­венную выгоду от кяхтинской торговли и потому так непримиримо и воинственно ополчались против реши­тельных действий на Амуре, в местах, на которые Россия имела давние исторические права, в местах, Китаю вовсе не принадлежавших.

Эти беспринципные стяжатели прикидывались ос­торожными и добродетельными дипломатами, опаса­ющимися «затронуть интересы Китая». На деле же они беспокоились, что вся торговля с Китаем и Даль­ним Востоком утеряет свой монополистический харак­тер и получит новое, свободное развитие в связи с от­крытием судоходства на Амуре. Вряд ли Нессельроде и другие чиновники азиатского департамента мини­стерства внутренних дел были так уже не осведомлены о внутренних делах Китая, чтобы «бояться» того, что правительство Китая станет вступать в конфликт с Россией из-за своих весьма сомнительных прав на Амуре.

Вот что писали Маркс и Энгельс в одной из своих статей того времени о состоянии, до которого был до­веден великий китайский народ своими выродившими­ся правителями: «Мы здесь имели перед собой одну из тех шатких азиатских империй, которые, одна за другой, становятся добычей предприимчивости европейцев, – империю, настолько слабую, настолько раз­битую, что у нее не было даже энергии пройти через кризис народной революции; даже острая вспышка восстаний превратилась у нее в затяжной и явно не­излечимый недуг, – империю, настолько разложив­шуюся, что едва ли где-нибудь она способна держать в руках свой народ или оказать сопротивление чуже­земному вторжению»[25].

Три-четыре года спустя те же министры, «боявшие­ся» одряхлевшей Китайской империи, осмелились единодушно поддерживать Николая I, бряцавшего оружием по адресу сильнейших в ту эпоху государств мира – Англии, Франции и Турции; последняя тоже была страною со все еще мощным военным потенциа­лом. Они не побоялись вовлечь Россию в безнадежную войну и поставить ее на грань катастрофы.

История порта Аян была миниатюрным подобием этой же картины. Здесь тоже интересы края, а может быть, даже и интересы России в целом приносились в жертву интересам узколичным.

Тайных пружин и особых подробностей этой исто­рии не знал Невельской, с глубоким интересом слушая рассказы Орлова об основании Аяна, о плавани­ях старого штурмана вдоль опасных берегов Охот­ского моря, о его походах по занесенным снегом ле­сам, о его изысканиях в горных хребтах Джугджура...

А транспорт «Байкал» все ближе и ближе подхо­дил к Аяну, и вскоре под шапкою облаков завидне­лись серые скалы.

IX. АНГЛИЙСКИЕ „ТУРИСТЫ". ТРИУМФ НЕВЕЛЬСКОГО

В то время как Невельской в течение целого года был оторван от родины, Н. Н. Муравьев энергично и решительно старался изменить на свой лад мрачные порядки, царившие в Восточной Сибири со времени первых воевод. Он сурово расправлялся со взяточни­ками и обнаглевшими в безнаказанности казнокрада­ми, действовал круто и иной раз сгоряча, но работал, не жалея ни себя, ни помощников, ни подчиненных своих.

К «государственным преступникам», отбывавшим срок ссылки, и особенно к декабристам Муравьев от­носился либерально.

Он подал Николаю I ходатайство о смягчении участи декабристов, ссылаясь на давность их преступ­ления.

«Рано», – отвечал ему Николай.

В первые же дни по приезде в Иркутск Муравьев сделал визиты Волконской и Трубецкой и этим по­ступком как бы подал пример своим подчиненным. «Он позволил нам смотреть на них (декабристов), как на равноправных членов местного общества», – пи­шет Струве в своих воспоминаниях.

В Сибири внимание Муравьева самими обстоятель­ствами снова направлялось на амурские дела.

В те времена в Иркутске был большой круг обра­зованных богатых людей. Они жили открыто, обща­лись на балах и в общественных собраниях. Незадол­го до приезда Муравьева в Иркутске появился некий господин Гиль, быстро завоевавший себе общие сим­патии и популярность.