Путь к океану (сборник)

Орудия с ревом откатывались назад, море вокруг десанта вскипело от картечи. Но шлюпки набегали быстро, скоро они должны были уйти от огня под прикрытие обрыва. Пьию! Пьию! Пьию! – завыло в воздухе над батареей, и бруствер задымился тонкими струйками. Две шлюпки держались в отдалении и от­туда вели огонь. Дым заволакивал батарею. В гро­хоте орудий не слышно было, как рвались бомбы из мортиры «Вираго», как звенели в воздухе осколки. Матросов то и дело осыпало землей и камнями, но серьезно раненных пока не было.

– Прекратить огонь! – крикнул мичман.

Картечь уже не доставала. Матросы схватились за ружья.

З-з-з-м-м-м! – рвануло бомбу на площадке. По­слышался стон. Один из матросов выронил из рук за­гремевшее ружье. Его ранило осколком в лопатку. Николка, с восьми лет ходивший на охоту вместе с отцом и бивший пулей птицу влет, подхватил упавшее ружье и лег в амбразуру рядом с Синицыным. Тот не стрелял, ожидая, пока неприятель приблизится. Увидев рядом с собой Николку, комендор ничего не сказал, только покачал головой.

Передовые шлюпки десанта подходили к берегу среди фонтанов пены, поднимаемых ядрами со второй батареи и с русских кораблей. Неприятельские кораб­ли перенесли свой огонь на вторую батарею, и она вы­нуждена была ослабить стрельбу по шлюпкам, чтобы отвечать противнику. Николка, обуреваемый боевым пылом, успел сделать два выстрела, один из которых достал до большого баркаса и отбил щепу от борта. Николка приподнялся на колене, чтобы зарядить ружье, как вдруг почувствовал сильный удар в руку. Опустив глаза, он увидел, что рукав его парусиновой куртки оплывает черной кровью, и тут же почувство­вал жгучую боль. Он вскрикнул, и Синицын огля­нулся.

– От-то не слухать старших, чертенок! – встревожено сказал комендор. – Иди сюда!

Он отвел Николку за бруствер, быстро оторвал от подола его рубашки длинный лоскут, торопливо за­ткнул рану куском тряпки, туго стянул руку лоску­том и, подтолкнув Николку в спину, строго сказал:

– Ну, малыш, бог с тобой! Во весь дух беги до лазарета, а то помрешь! – И ласково погладил маль­чика по плечу.

Николка хотел что-то сказать, поднял на комендо­ра глаза, наполнившиеся слезами, но Синицын строго погрозил ему пальцем и, нахмурясь, бросился к ам­бразуре. Пошатываясь и не разбирая от боли дороги, мальчик побрел к батарее.

Подобрав ружье, Синицын глянул вниз и увидал, как солдаты морской пехоты прыгали со шлюпок и, поднимая брызги, бежали на берег по колено в воде. Выстрелы русских моряков трещали непрерывно. То один, то другой солдат спотыкался и, выпустив из рук ружье, падал. Однако наступавших была такая мас­са, что огонь гладкоствольных ружей не мог остано­вить их. Одни из них пытались взобраться прямо по обрыву, другие бежали по берегу в обход, чтобы обойти батарею с фланга. Синицын, тщательно це­лясь, стал стрелять. Мичман, стрелявший лежа, нава­лившись животом на банкет, положил ружье и гля­нул в сторону города. Он увидел отряд, быстро дви­гавшийся к Красному Яру от второй батареи. Это была стрелковая партия в двести человек, бегущая на выручку морякам со штыками наперевес. Мичман прикинул расстояние и увидел, что стрелки не успе­ют. Красные помпоны на шапках атакующих мелька­ли в кустах слева от батареи не более как в ста пя­тидесяти шагах, – прежде чем сибирские линейцы пробегут полдороги, неприятель овладеет батареей и повернет против них орудия...

– Комендоры, бери ерши, заклепывай пушки! – звонко крикнул мичман.

Пора было. На левом фланге батареи несколько французских солдат уже взобрались на бруствер и теснили моряков, отбивавшихся прикладами. Бабенко, Иванов и Синицын успели заклепать пушки, преж­де чем их окружили. Все тесное пространство батареи быстро заполнилось атакующими. Ослабевший от цинги Петров был захвачен в плен. Такая же участь постигла и Иванова, комендора третьего орудия... Бабенко бросился из амбразуры, чудом удержался на откосе на ногах и, сшибив по дороге двух задыхаю­щихся от подъема неприятельских солдат, осыпая по обрыву землю, добрался до кустов и спасся. Сини­цын, заклепав свое орудие, при котором прослужил девять лет, все же не хотел уступить его врагу. Схва­тив ружье за ствол, он доблестно бился с врагами, пока не разбил приклад. Прижатый к пушке, исколо­тый штыками, он упал возле нее. Остальные моряки во главе с мичманом, отражавшим удары штыков ко­роткой саблей, пробились к кустам, потеряв несколь­ко человек ранеными.

Николка брел в город. Кровь перестала идти. Ту­го перетянутая рука онемела, и боль стала глуше. Сойдя с холма, мальчик наткнулся на сомкнутую ко­лонну бегущих на батарею стрелков. Немолодой офи­цер с обнаженной саблей, увидев раненого Николку, остановился и, тяжело переводя дух, спросил:

– Что на батарее?

И, как бы отвечая ему, кто-то из рядов крикнул.

– На батарее французский флаг!

– Эх, перебили морячков! – скрипнул зубами офицер и побежал дальше.