Поднимаю батальон. Иду в темень, под зарево. Справа, совсем близко, застрочил пулемет. Куда он стреляет — не пойму.
В цепи кто-то застонал. Батальон залег.
Я вернулся в здание, на свой НП. Не прошло и пяти минут, как из полка поступил новый запрос:
— Вышел, что ли, к рейхстагу? Когда выйдешь? Ведь рейхстаг, Неустроев, от тебя близко, совсем рядом…
С Гусевым склоняемся над картой, рассуждаем. «Дом Гиммлера»… Мы находимся вот на этом углу. Наступать надлежит строго на юго-восток, вроде все верно, но почему огонь справа?
Наконец мы сориентировались. Вызываю по рации командира полка.
— Дайте огонь правее…
Заговорили наши минометы, за ними пушки. Вспышки разрывов осветили местность, но на небольшом расстоянии. После разрывов видимость стала еще хуже. Вокруг черно, как в пропасти.
С тревогой я думал о том, что между ротами нет никакой локтевой связи. Во мраке легко сбиться с нужного направления. К тому же люди сильно устали. Наступать в такой обстановке было очень рискованно.
Я сказал начальнику штаба:
— Навести телефонную связь с ротами. Разбудишь меня через час.
Тут же повалился на пол: не спал уже трое суток.
Разбудил меня Гусев, как договорились, ровно через час. Я сидел на полу, смотрел на начальника штаба, он что-то говорил, но смысла слов я не понимал — все еще был во власти сна.
— Как связь с ротами? Большие ли потери? — Это были первые мои вопросы.
— Потери небольшие. Телефонную связь с ротами устанавливать нет смысла — роты находятся от нас метрах в пятидесяти. Да смотрите сами, они рядом, за окном.
В окна подвала пробивался свет. Утро. Утро 30 апреля 1945 года…
Перед глазами было изрытое, перепаханное снарядами огромное поле. Кое-где стояли изуродованные деревья. Чтобы лучше разобраться в обстановке, мне пришлось подняться на второй этаж.
Глубина площади, если можно было так назвать это поле, составляла метров триста. Площадь на две части рассекал канал, залитый водой. За каналом немецкая оборона — траншеи, дзоты, зенитные орудия, поставленные на прямую наводку. Около орудий копошатся люди. В конце площади трехэтажное серое здание с куполом и башнями. На первый взгляд ничем не примечательное, оно не заинтересовало меня. За ним, метрах в двухстах, виднелся огромный многоэтажный дом. Он горел, из него валил густой черный дым.
Наверное, это и есть рейхстаг! Но как до него дойти? Впереди ров, траншеи, орудия и серое здание…
Я спустился в подвал и по рации доложил обстановку командиру полка.
Он выслушал спокойно и коротко приказал:
— Наступать в направлении большого дома!
Я поставил перед ротами задачу: наступать левее серого здания, обойти его, выйти к горящему дому и окопаться.
Батальон приготовился к атаке. Орудия капитана Винокурова, старшего лейтенанта Челемета Тхагапсо и орудийного расчета дивизиона майора Тесленко были поставлены в проломах «дома Гиммлера» на прямую наводку. Батареи лейтенанта Сорокина и капитана Вольфсона заняли огневые позиции в боевых порядках стрелковых рот. Около орудий я встретил старшего лейтенанта Юрия Федоровича Степанова, с которым прошел путь от Старой Руссы. Он был ранен. Пришлось немедленно отправить его в медсанбат.
Наконец наша артиллерия открыла огонь. Площадь, за каналом и серое здание затянуло дымом и пылью.
Взвилась серия красных ракет — сигнал атаки. Роты с криком «ура» бросились вперед. Но не успели пробежать и десяти метров, как противник обрушил на нас сотни тяжелых мин и снарядов. Наше «ура» потонуло в грохоте. Атака захлебнулась.
Вскоре ко мне на НП пришел полковник Зинченко. Я доложил ему, что к рейхстагу никак не могу пробиться — мешает серое здание, из которого ведется стрельба, и очень сильный огонь справа.
Федор Матвеевич подошел к окну. Окно от пола было не так высоко, но Зинченко поднялся на цыпочки. Ему под ноги кто-то подставил ящик. Он долго держал в руках карту. Смотрел в окно и опять на карту. Глаза Зинченко вдруг осветились улыбкой. Он был взволнован.
— Неустроев, иди сюда… Смотри!
Я стал на ящик рядом с командиром полка, но не понимал, чему радовался Зинченко.
— Да смотри же, Степан, внимательно! Перед нами рейхстаг!
— Где? — невольно переспросил я.
— Да вот же, перед тобой. Серое здание, которое тебе мешает, и есть рейхстаг.
— Серое здание — рейхстаг? — неуверенно протянул я.
— Именно, товарищ комбат, серое здание и есть рейхстаг, — закончил Федор Матвеевич и соскочил с ящика на пол.
Мы с Гусевым смущенно переглянулись. Полковник Зинченко ушел на КП полка докладывать обстановку командиру дивизии генералу Шатилову. На прощание сказал:
— Готовить батальон к штурму рейхстага!
После его ухода я снова прильнул к окну. Серое здание поглотило все мое внимание. Это уже не просто здание, а что-то очень значительное, конечная цель наших боев и походов, наших страданий и мук.