Эта богатая и могучая, отлаженная не одним десятком лет система была основной формой планомерной подготовки квалифицированных рабочих кадров для всей Страны Советов. Она скоростными темпами готовила молодые высококвалифицированные рабочие кадры, так необходимые государству, которое решило возвести светлое будущее в Стране Советов в кратчайшие сроки – за двадцать лет.
В школе, а потом в институте мне не раз объясняли, что коммунизм – это бесклассовый строй с общими средствами производства и полным социальным равенством, где все будут жить прекрасно, каждый получая по потребностям. По планам нашей партии предполагалось, что светлое будущее непременно наступит к 1980 году. Я невольно затвердила это, сдавая бесконечные экзамены: в школе по обществоведению, в институте по истории КПСС и др.
Однако время шло, дата совсем уж приблизилась, а наступления коммунизма я не ощущала ни в быту, ни в общественной жизни, и со временем он стал для меня чем-то историко-теоретическим. Иными словами, коммунизм я воспринимала как некую доктрину, которая существует сама по себе, носит утопический характер и не относится к современной советской жизни.
Когда поступила на работу в систему ПТО, отчётливее стала понимать значение не только этого слова, но и сущности коммунизма. Неожиданно многие мои потребности стали решаться без затруднений. Например, когда я не смогла найти в магазине пригодное осеннее пальто, мне его пошили в одном из швейных училищ – очень дёшево и так качественно, как ни одна московская фабрика не смогла бы. Многие женщины обращали на него внимание, когда я заходила в вагон метро.
Если говорить не о личных привилегиях, а коснуться общественных, тут не хватит слов, чтобы описать возможности нашего дома культуры. Для художественной самодеятельности мы заказывали эскизы у самых выдающихся художников по костюму, а когда дело доходило до реализации эскиза, то приобретались самые дорогие и красивые ткани, кожа и меха. Всё шилось только у лучших мастеров и чаще всего в мастерских Большого театра. Когда девушки и ребята, обутые в легкие сапожки, в головных уборах, отороченных прекрасными русскими мехами, вышитых вручную шелковых рубахах и сарафанах, выходили на сцену, это зрелище завораживало. Как они пели, как танцевали!
К сожалению, остаётся только вспоминать. Им рукоплескали многие города Европы и мира. И это понятно: лучшие московские мастера певческого и танцевального искусства обучали их, а они трудолюбиво и с удовольствием постигали, что им преподавалось.
Так что удивляться тому, что нашего Ленина изваял известный скульптор, не приходится. Лично я воспринимала наш памятник как выдающийся произведение монументального искусства. Многие сотрудники со мной соглашались. Правду сказать, находились и те, кто не разделял нашего суждения. Возможно, потому что у Ленина имелся один недостаток – он был покрашен, поэтому понять, из чего он сделан, было проблематично.
Однако я знала, какой материал использовали при его ваянии. Скажу, не тая, он сработан из тёмно-серого гранита ещё до войны 1941 года. Со временем серый превратился почти в чёрный и в тёмном коридоре выглядел мрачновато и даже пугающе. Старожилы рассказывали, как некоторые гости дома культуры, пришедшие на мероприятие раньше срока, указанного в билете, то есть тогда, когда свет в коридоре был выключен, внезапно столкнувшись с Ильичом, с криком шарахались как от неожиданно явившегося привидения.
И вот в один прекрасный день кто-то сердобольный из хозяйственных деятелей решил исправить положение. Ничего лучше не придумав, он покрасил товарища Ульянова масляной краской цвета слоновой кости, и памятник стал заметен даже в темноте.
Сначала всё было неплохо, гости перестали пугаться вождя, но вскоре появилась иная проблема. Краска – это вам не гранит, она имеет тенденцию снашиваться. Под воздействием окружающей среды может и потрескаться, а то и вообще отколупнуться.
К слову, последнее происходило при активном участии молодежи, уж больно некоторые из них любили поковырять Ленина, делая на его теле темные амёбообразные пятна. Не скрою, случалось, что по свежей краске некоторые молодые любители ненормативной лексики писали слова, которые публикуют на заборе. Приходилось вновь красить, что, собственно, и делал столяр дома культуры дядя Саша Иванов. Был он человеком небольшого роста, худым, грудь имел тщедушную. Если смотреть на него со спины и не обращать внимания на темно-синий халат, можно принять за подростка. Поскольку столяр был из той старой гвардии, которая появилась на свет в период первых пятилеток, он относился к Владимиру Ильичу традиционно, то есть уважительно. Вольности, которые допускали некоторые несознательные пэтэушники, активно пресекал. В этой связи красить памятник ему приходилось прочти ежеквартально. Он делал это с охотой и даже удовольствием.