Путь к свободе

Благодаря художнику дочь Аннушка стала грамотной, воспитанной и культурной девочкой. Сейчас она виделась ему робким, застенчивым подростком. Отцу хотелось, чтобы она была учительницей; он представил себе родное село, школу и среди шумной ватаги детишек стройную, худенькую Аннушку.

Дверь ему открыла Мария Ивановна. Она всплеснула руками, задохнулась:

— Мартын мой!

Березко обнял жену, тихо приговаривая:

— Ну, ну… не надо, Марьюшка, не надо…

Дом всполошился. Выскочили дети и, увидев отца, оторопели. Семилетний Васько застеснялся и юркнул обратно в комнату, а младший, худенький Петрусек, с восторженным криком бросился к отцу, обхватил его колени цепкими ручонками.

— Мой тятя… Мой тятя!..

Березко вскинул сына на руки и вошел в комнату. Там нашел спрятавшегося в углу за шкафом белоголового Васька, привлек его к себе и, целуя, счастливо бормотал:

— Ах вы, бутузы мои! Ах, бутузы… Вон как выросли, прямо хоть в ватагу забирай…

Он едва сдерживался от слез.

— А мы тут и панихиду отслужили по тебе, — сказала Мария Ивановна, вытирая кончиком фартука глаза.

Березко усмехнулся:

— Поторопились…

— Ага, мамка, ты сказала, что тяти у нас не будет, — перебил Васько. — А он есть! Ага!

— Есть, диты мои… Тятя ваш никуда не денется, — бормотал Березко, заглядывая в голубенькие глазенки Васька. — Ось я вам купил гостинчики, — и он вынул из кармана парусинового пиджака две длинные, перевитые золотой бумажкой конфеты и подал детям.

— Аннушка дома?

— Должна скоро вернуться. Пошла с Павлом Андреевичем. Все ходят куда-то, — с досадой проговорила Мария Ивановна.

— А я, тятя, что-то скажу тебе… — протянул Васько, но не успел договорить — в коридоре застучали быстрые шаги, и тут же широко распахнулась дверь. На пороге остановилась высокая, стройная с чуть смугловатым лицом девушка.

— Папа! Папочка!

Она бросилась к заросшему, косматому отцу.

— Здравствуй, доченька! Аннушка моя, як здорово ты выросла! — взволнованно говорил Мартын, прижимая ее голову к своей груди.

Аня заплакала. В дверях показался белый как лунь Павел Андреевич.

— Вот, брат, кто тут у нас! — сказал он радостно. — Слава тебе, «бог моря»! Здравствуй! Жив, милый…

Березко обнял старого художника и, целуя его морщинистое лицо, говорил:

— Здравствуй, Павел Андреевич! Спасибо тебе за догляд, спасибо тебе за все, спасибо…

Выпустив друга из объятий, художник, суетясь, попросил Марию Ивановну и Аню подавать обед. И, подойдя к Ане, шепнул, чтобы она принесла из тайного ларца в его мастерской две бутылки кагору.

Обедали шумно и радостно. Дети ни на минуту не отходили от отца.

Вдруг Васько обхватил отца за шею ручонками и зашептал ему:

— Дай, тятя, мени ушко твое, я щось тоби скажу.

Березко наклонился, подставил ухо к его губкам, измазанным кашей.

— Кажи, що?

— А наша Аня пулей ранетая, — прошептал мальчик так, что все услышали.

— Боже мой! — простонала мать. — Я тебе язык сейчас отрежу! Ах ты, паршивец лобастый!

— Это я токо тяте, — сказал мальчик, насупившись. — Я даже Петрусю не сказал…

— Что такое? — спросил Березко, встревоженно поглядывая на всех.

Художник, не отвечая, предложил:

— Пойдем ко мне. Отдохнем там на диване. Аня, подай нам туда бутылочку.

Художник рассказал все об Ане: как она была задержана Абдуллой Эмиром, как бежала от него, а затем помогала подпольщикам.

Долго рассказывал Павел Андреевич о бесстрашных действиях партизан, прячущихся в подземелье, и назвал имя Коврова. Березко чуть не подскочил с дивана.

— Это ты про Сергея Коврова?

— Да.

— Вот повидать бы мне его! Этот может!

Они помолчали.

— А ну-ка, расскажи теперь мне, что было с тобой, — попросил художник. — Где бывал за это время? Сынок Шумного говорил нам, что в Мариуполе встретил тебя.

— А где он теперь?

— Там, у Коврова.

— Там? Вот молодчага! Ай да парень!

2

Когда Дидов попросил Савельева хорошо покормить его измученный и изголодавшийся отряд, тот дал распоряжение выдать на каждого бойца по одной селедке и по куску хлеба, в полдень пообещал угостить пшенным супом.

Дидов вспыхнул.

— К хрену вас и вашу селедку! — закричал он на Савельева. — Я не святой Антоний, пришел сюда не грехи отмаливать! Это что же такое? Мои люди все время в боях, сколько сделали для революции, а их, измученных, больных, селедкой угощают!

— Чего шумишь? Тут тебе не Карантин! — попытался было остановить его Савельев.

— Не признаю! — бешено крикнул Дидов. — Ну вас… — и он загнул такое словечко, которое вряд ли может быть найдено в каком-либо словаре. Он побежал от председателя штаба так стремительно, что из-под сбитых каблуков его сапог камешки полетели.