Путь к свободе

В этом хаосе подземелья, бесчисленного множества пересеченных галерей, пещер, ям, скрытых в вечной тьме, женщина-врач в белом халате, казалось, своим присутствием как-то смягчала суровость окружающего.

Рано утром, когда только взошло солнце, раненых начали выносить на свет.

Ирина, Хлебников, Дидовченко и несколько фельдшеров отправились наверх отогреваться от пронизывающего, сырого холода.

Ирина поднялась на бугорок, покрытый густой зеленью и уже обогретый солнцем, раскинула пальто и устало опустилась на него. Она достала из саквояжа гребенку, повернулась остывшей спиной к солнцу и стала расчесывать свои светлые волосы. В стороне, среди холмов и камней, на косогорах, виднелись толпы людей. Оттуда раздавались говор, смех, пение, звон гитары…

На маленькой площадке древнего карьера, похожего на ложбину, покрытую зеленью, возле колодца, куда отправился доктор Хлебников, шумела толпа женщин с ведрами. Пестрели платки, и яркие кофты всех цветов радуги горели под ласковым весенним солнцем.

Ирина увидела, как Хлебников, уже без халата, с полотенцем в руках, отделился от собравшихся у колодца женщин, направился к заходу, но тут же был встречен начальником госпиталя Дидовченко и еще каким-то военным с костылем в руках, в накинутой на плечи серой шинели. Военный пожимал руку Хлебникову, долго не выпускал ее, что-то горячо говорил. Ирина увидела, как все лица обернулись в ее сторону.

Движения военного показались Ирине как будто знакомыми. Она отвернулась, продолжая приводить себя в порядок.

Солнце уже высоко поднялось над холмистой землей. Все вокруг сияло в утреннем золоте. Зеленая трава пестрела полевыми цветами, слышалось стрекотанье кузнечиков, из деревни доносился веселый, настойчивый щебет птиц. Где-то недалеко взлетали звонкие, озорные голоса детей.

Послышались чьи-то шаги. Ирина быстро приподнялась и увидела перед собой того военного, который пожимал Хлебникову руку.

— А! — воскликнула она и встала. — Это вы… Сергей Михайлович?

— Да, это я, Ирина Васильевна!

Это был комиссар партизанского отряда Ковров.

— Здравствуйте, Ирина Васильевна, — произнес он. — Вот уж не ожидал здесь встретиться с вами! — Его чисто выбритое, усталое лицо просияло.

— Да, вот где бог свел нас, — растерянно проговорила Ирина.

Она не верила сама себе, что это был тот человек, который спас ей жизнь и о котором она часто и много думала.

— Так вы здесь! — приветливо улыбнулась она, подавая ему руку. Взглянув на костыль, спросила: — Вы ранены?

— Да это давно… пустяк…

— Вам трудно стоять? Давайте присядем, вот на мое пальто;

— Спасибо, Ирина Васильевна, но вам самим надо отдохнуть, погреться на солнце. Всю ночь пробыть под землей — это не шутка.

Ирина взяла пальто, положила на маленький выступ камня и села удобно, как на лавочке. Ковров бросил возле нее свою шинель, и, осторожно вытягивая ногу, сел рядом.

— Я поражаюсь: как может выносить эту обстановку человек? — сказала Ирина, посмотрев в открытые и добрые глаза Коврова.

— Приходится терпеть. Ничего не поделаешь, — сказал он, улыбаясь. — Скоро мы вылезем из этой бездны. И я думаю, что тогда уж человеку не придется больше спускаться в нее! Я уверен, что это его последние страдания.

— Дал бы бог.

— Не бог, а народ. Красная Армия наступает. Скоро и мы выйдем на свободу.

Ирина подняла на него глаза.

— Да, скоро! Всюду народ пришел в движение. Посмотрите, что происходит у немцев, у французов! Французские моряки отказались стрелять по советским войскам, подходившим к Одессе! Они требуют возвращения на родину.

— Я слышала, — сказала Ирина. — Город полон этих слухов.

— Шутка ли — на крейсерах «Франс» и «Мирабо» подняты красные флаги! Это горит наше, русское октябрьское знамя!.. Я, кажется, опять начал вас агитировать? Извините, — Ковров застенчиво усмехнулся.

— Говорите… Я часто вспоминала вас… Знаете, Сергей Михайлович, я на вас обижена.

Ковров выпрямился и вопросительно посмотрел на нее.

— Да, обижена! — повторила с некоторой неловкостью Ирина, и щеки ее мгновенно порозовели. — Вы так нехорошо от нас тогда ушли, помните, из лечебницы. Вы обидели меня этим… странным бегством.

— Так, Ирина Васильевна, потребовала обстановка, — сказал он ласково. — Мне надо было уйти. А вы небось дурно подумали обо мне: вот, мол, какой дикий чудак, сбежал!

— Нет, я так о вас не подумала, — живо возразила Ирина. — Но мне было очень больно. Разве я не внушала вам доверия?

— Что вы, я в вас не сомневался, — остановил ее Ковров. — Я видел в вас доброго и душевного человека, но мне тогда надо было уйти… Я — солдат партии.

Ковров с улыбкой глядел на Ирину, невольно любуясь ею. Она действительно была хороша в эту минуту.

— Я, Ирина Васильевна, с того времени, как ушел от вас, не был в городе, а то бы я непременно побывал в вашем доме.

— Неужели вы все время находились здесь, в этом подземелье?

— Да…

К ним подбежала босая девочка-подросток в зеленом сарафанчике.

— Доктор, идите кушать, — сказала она, вся вспыхнув. — Только скорее идите, а то вас там дожидаются.

Ирина ласково улыбнулась девочке.

— Хорошо. Я сейчас…