Путь к свободе

— Зачем эти слова? Чай, она поумнее тебя, разберется сама…

Впереди слышался хриплый, захлебывающийся голос:

— До-хтор… подойдите… До-хтор!

Ирина поспешила на голос.

— Что, голубчик? Что с вами?

— Ох-х… миленькая, — простонал раненый с широким и очень бледным лицом, в рабочей синей блузе, прикрытый засаленным ватным пальто. — Посмотрите ногу…

Он откинул длинной рукой пальто. Ирина увидела на соломе распухшую и синеющую ногу, от которой шел тошнотворный запах. Ирина не сдержалась, вскрикнула:

— Ой! Как это можно?

Больной жаловался:

— Некому было отрезать… Теперь все кончено… Все кончено… — Он осторожно гладил себя по бедру. — Ох, как ло-ми-и-ит! — Бледное лицо его страдальчески наморщилось. — Барышня… умираю…

— Ну что вы, успокойтесь, — мягко и ласково говорила Ирина, внимательно разглядывая ногу.

— Нет… я знаю. Скоро… А жалко… Посмотреть бы, как будут жить люди при новой жизни… У меня детишки есть… Как они будут жить?..

— Ну что вы, что вы! Еще поживем! — успокаивающе произнесла Ирина совсем не то, что думала. Его слова подействовали на нее, глаза ее испуганно скользнули по полумраку в ту сторону, куда отошел начальник госпиталя. — Я сейчас к вам подойду, — и она сделала движение, чтобы отойти от больного.

— Нет, вы подождите, доктор, — остановил больной, глядя на нее умоляющими глазами, — я вас не отпущу… побудьте возле меня. Вот еще и голова у меня болит, так и разваливается, наверно от жара. Нет ли у вас порошочка от головной боли?.. Доктор, будете в городе… у меня там четверо детишек и жена Таня… Постойте, постойте… — И как-то одним боком он потянулся к Ирине, взял ее руку, положил себе на лоб и попросил: — Вы, доктор, побудьте возле меня, мне уже недолго осталось, а я вам адресочек свой дам… сходите… у мальчика моего чахотка, посмотрите его.

В эту минуту в самом углу госпиталя полыхнул, словно из-под земли вырвался, огромный факел. Под его длинным языком огня показались две женщины в белых косынках и двое мужчин — они несли что-то на носилках.

— Посторонись! Дайте дорогу!

Лица больных повернулись в сторону факела. Многие стали снимать шапки с голов.

На носилках неподвижно лежал матрос. Его крупное лицо почернело. Бледные, прозрачные руки были скрещены на груди. Георгиевские ленточки от бескозырки пламенели на широком его плече.

— Прощай, товарищ!.. Прощай, братишка!..

Дидовченко подбежал к санитарам.

— Кто это? — спросил он торопливо.

— Это Алешин, — мрачно отозвался санитар.

Дидовченко стиснул зубы и зажмурил глаза, из-под его распухших век выступили слезы.

— Семь пуль в груди, — печально проговорил он подошедшей Ирине. — Это был веселый богатырь.

— Николай Семенович, где же доктор Хлебников? — спросила Ирина, всматриваясь в глубь туннеля, по которому понесли матроса. — Николай Семенович, надо сейчас же взять раненого на стол, — показала она кивком на рабочего, от которого только что отошла.

— Да, не задерживаться! — сказал Дидовченко, как бы очнувшись. — В операционную… Нас там ждут.

Они прошли в тот узенький прорез туннеля, из которого санитары вынесли мертвого матроса, и очутились в просторном круглом тупике, освещенном лампами. Здесь тоже было много раненых. Они сидели, лежали на носилках и стояли под стенками, терпеливо ожидая операций и перевязок. В самой середине тупика вокруг стола молча работало человек семь в белых халатах. Они хлопотали около ругающегося сквозь наложенную на лицо и смоченную хлороформом салфетку партизана.

— Ах, господи! Ирина Васильевна! — вдруг раздался громкий голос возле операционного стола, и тут же от него отделилась фигура в белом халате, кое-где измазанном кровью.

Навстречу шел высокий, красивый, с роскошной седоватой бородой доктор Хлебников.

— И вы здесь?.. Жму вашу руку! Вы видите, что делается!.. Но какие люди! Какие люди!.. Вы не бойтесь…

— Не беспокойтесь, — возразила Ирина. — Наш врачебный долг…

Красивое лицо Хлебникова неожиданно просияло. Ему было приятно и радостно оттого, что эта нежная, молчаливая женщина проявила решительность.

— Да, Ирина Васильевна, — взволнованно и торопливо заговорил Хлебников, — помочь больным — это наш непременный долг. Признаюсь, я оправдываю этих людей, что они так поступили с нами! А иначе что же? Гибель этих людей!.. И каких людей!.. Может быть, с нами, интеллигентами, надо было еще в начале революции не церемониться, а вот так, за шею, и без всякого Якова тянуть нас к народу, к революции. Народ льет кровь, спасает родину и свободу. А мы?.. Ну-с, что же мы стоим? За дело, за работу! — Он решительным шагом направился к столу.

Переглянувшись, за ним последовали Дидовченко и Ирина.

3

Всю ночь непрерывно, среди стонов и отчаянных, полубредовых выкриков, Ирина работала в сыром подземелье. Она вынимала засевшие в теле осколки и пули, накладывала гипс, прочищала и смазывала раны. Из операционной бегала в госпиталь, проверяла состояние больных после операции, обучала санитаров-партизан обращению с ранеными.