Путь к свободе

С северо-восточной стороны на рысях спускалась с хребта в долину кавалерия — два эскадрона гвардейцев, которые были сняты с позиций Старого Карантина. Там более половины заходов было уже взорвано и замуровано, что позволяло теперь Губатову снять оттуда часть своих войск. Губатов определил по действиям партизан, что они настолько ослабли, что уже не способны на серьезные вылазки и прорыв кольца осады.

Начинался тот решительный скачок белых на Аджимушкай, какой имел в виду сделать генерал Губатов по заранее разработанному плану.

Весть о приближении белых войск быстро разнеслась по всему подземелью и по территории Аджимушкая. Послышались сигналы тревоги и голоса команд.

— Товарищи, к бою! Стройсь!

Колдоба проходил вдоль строившихся партизан и отдавал последние приказания.

В темноте подземелья сквозь гул команд, щелканье затворов все явственнее и громче вырывалась песня:

Смело мы в бой пойдем
За власть Советов
И как один умрем
В борьбе за это…

Майский утренний воздух наполнился зловещим грохотом, напоминающим раскаты грома.

— Ого! С моря бьют!

— Это с крейсера!

— Англичане стараются…

В селе Аджимушкай в разных концах вспыхнули пожары. Горели крестьянские хаты.

После артиллерийской подготовки, длившейся более часа, белые повели наступление.

Поднялась яростная пулеметная и ружейная стрельба. Быстрыми бросками белые приближались к деревне. Партизаны, отстреливаясь, отходили к каменоломням. Вот уже и кавалерия ворвалась в деревню…

Поднявшееся солнце освещало груды развалин известняка. В стенах домиков зияли черные дыры, валялись расщепленные двери, бревна, кирпичи. Отвалившиеся стены обнажали убогую внутренность лачуг.

Деревня опустела. Только одинокие кавалеристы носились по разрушенным улицам и быстро исчезали в дыму.

Не успели войска неприятеля подойти вплотную, как с моря, с военных англо-французских судов, начался новый артиллерийский обстрел.

Бум-бум! Гу-у-у! Гу-у-у!..

Под прикрытием англо-французской артиллерии цепи белых, как муравьи, полезли по огородам и ямам, пригибаясь, прячась, ища защиты от пуль партизан.

Канонада нарастала, белогвардейцы плотной цепью продвигались вперед, заходили с флангов и все плотнее сжимали каменоломни в кольцо.

Наконец лавина белогвардейских войск прижала партизан к заходам и как бы силой вдавила их в темное подземелье…

К разбитой церкви, которая находилась недалеко от главных заходов в каменоломни, подъехала серая, забрызганная грязью английская автомашина, на которой стоял, держась за борт кузова, высокий, грузный Губатов.

Он скупым жестом подозвал молодого офицера с забинтованной головой и медленно, но громко, так, чтобы слышали солдаты, продиктовал:

— «Семь Колодезей. Полковнику Аметистову. Бунтовщики разбиты. Жалкие остатки их закрыты в подземелье. Губатов».

Офицер отдал честь и бросился к лошади, которую держал юркий казак.

— Капитан! — властно остановил Губатов офицера. — Запишите и пошлите еще срочную: «Семь Колодезей. Полковнику Аметистову. Необходимо просить англичан доставить нам в Керчь удушливых газов пятьдесят тысяч килограммов. Губатов».

Губатов снял картуз, вытер клетчатым платком испарину на покрасневшей лысине и велел шоферу ехать к кургану, где скоплялись главные силы войск.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

В городе в эти последние дни мая творилось необычайное. Тревожное волнение разливалось по горбатым улицам холмистого города, по его обширному порту. У мола, у пристаней дымили огромные пароходы. Безоблачное небо застилалось их черным дымом. В горячем воздухе полдня тяжело дышали машины, истошно визжали и нетерпеливо стукали портовые краны, лебедки, транспортеры; шипел и свистел пар…

Широкие лопасти винтов с глухим шумом пенили воду, звенели якорные цепи, отовсюду неслись крики, ругань и гомон. У спущенных пароходных сходней и трапов лежали груды чемоданов, узлов, сундуков и ящиков. Густые толпы людей теснились вокруг, жались к высоким бортам пароходов. Лебедки подхватывали на крюк связанный пирамидами багаж, с воем взносили его высоко в синеву и, медленно раскачивая, опускали в трюмы. По сходням непрерывной лентой плыла взволнованная толпа: женщины, девушки в шляпах, под вуалями, в косынках сестер милосердия; мужчины в мундирах военных, в форменных фуражках с околышами, красными, зелеными и синими, в шинелях — защитных, фронтовых, и жандармских — голубых; штатские в цилиндрах, шляпах, котелках; священники в шелковых и бархатных рясах, бородатые, дородные, — все эти люди, оголтелые от злобы и страха, карабкались на борта пароходов в руготне и давке; поднявшись, толпились у поручней, смотрели на берег, на город, прощались, крестились, плакали…

Один за другим до отказа нагружались пароходы и тяжело отваливали от пристаней, шли медленно в открытое море, за мыс Яныш-Такиль, где останавливались и ожидали. Там собиралась целая флотилия транспортов, готовых держать курс на Турцию. Ждали решительных известий об исходе боев за Крым.

А Красная Армия огненным потоком через перешейки Перекоп и Чонгар вливалась в Крым.