В этот памятный день, когда мы сбились в последний, наиболее глубокий тупик известняковой галереи, неожиданно обвалились своды каменоломни. Огромный пласт земли и известняка обрушился и поглотил четверых партизан. После этого обвала поднялась и поползла но галерее серая известняковая пыль. Раздались душераздирающие крики женщин, из-под каменной плиты неслись приглушенные стоны.
Не успели мы опомниться, прийти в себя, последовал второй обвал, который придавил всех часовых, стоявших на посту у входа галереи. Потух свет. Во мраке подземелья неслись нечеловеческие вопли и стоны. Я также был придавлен камнем и потерял сознание…
Ночь была темная, накрапывал дождь.
Мы, собрав последние силы, решили сделать вылазку и пробраться к штабу. Что будет, то и будет, оставаться здесь теперь было невыносимо.
Через отверстие, образовавшееся от взрыва, десять человек вылезли из каменоломни и тихо поползли по мокрой траве в канаву, которая тянулась над входами к штабу.
Впереди взлетела ракета. Она озарила красноватым светом часть неба и опускалась на вершины курганов. Вскоре вспыхнула другая ракета, за ней третья, и тишину разорвала дробь пулеметов.
Мы прижались к земле. Кто-то закричал «ура», выругался, и все мы ринулись во тьму. Бежали мы по направлению к штабу. Как раз у входов в каменоломни, над обрывом, стояли два белогвардейских пулемета, миновать их было невозможно. Другого выхода не было, мы бросились в атаку на пулеметы.
Канава, пересекавшая дорогу, и темная ночь, не позволявшая белым брать правильный прицел, спасли нас. Белогвардейские пулеметчики, видя, что мы бежим прямо на них, растерялись, бросили пулеметы.
Мы рванулись к заходам, наткнулись на часовых нашего главного отряда. Они сразу подняли тревогу. Партизаны приняли нас за белогвардейцев, открыли стрельбу. Вскоре все выяснилось. Голодные, усталые, мы вошли в подземелье.
В галереях несло запахом пригоревшего теста; всюду стоял едкий дым от костров, на которых жарили пышки.
На востоке загоралась заря.
У входа — тишина.
Мы выходим на поверхность, забираем брошенные белыми пулеметы и начинаем наступление. Неприятель открывает частую беспорядочную стрельбу. Белые, очевидно, думали, что мы вышли из секретных дыр каменоломни и зашли им в тыл. В деревне послышались тревожные сигналы, а потом удары церковного колокола.
Мы шли на курган, на главное укрепление неприятеля. Открыли дружный и непрерывный огонь из пулеметов, винтовок, револьверов.
Белые в сумятице бросили позиции, и мы с ходу заняли их.
Светало. Видно было, как бежали белогвардейские обозы и солдаты. Мы решили преследовать врага, бросились к деревне Карантин и освободили ее. Жители выходили из подвалов и сараев, открывали ставни окон и бросались нам навстречу, обнимали, целовали, плакали…
Санитары и нестроевая команда извлекали из-под камней раненых и убитых, переносили их в скалы, где находились наши главные силы и штаб.
Мы осмотрели укрепления и позиции белых — это были настоящие осадные сооружения. Враг рассчитывал взять нас голодом. Окопы были вырыты в несколько рядов, ходы сообщения простирались до самых заходов каменоломен. В окопах мы нашли брошенное продовольствие — яйца, масло, сметану, молоко, консервы. То там, то здесь валялись винтовки, патроны, бомбы. Ходы сообщения были завалены перинами, подушками, кроватями, сепараторами, кофтами, панталонами, нижними юбками, награбленными в Старом Карантине.
В этом бою геройски погиб председатель нашего штаба Старо-карантинского полка товарищ Федяев…
Затишье на фронте продолжалось всего лишь несколько часов. Утром мы заметили англо-французские суда в Керченском порту. Вооруженная морскими орудиями белогвардейская баржа и миноносец «Живой» вышли из бухты в пролив и, поравнявшись со Старым Карантином, остановились.
Мы, попрятавшись по земляным укреплениям, на вершинах кургана и по линиям шоссейной дороги, наблюдали, как вновь задвигались неприятельские цепи и кавалерия.
В крепости, казалось, ударил гигантский молот, и вскоре послышался грохот разрывов и свист шрапнельных пуль. При каждом взрыве в воздухе образовывались шары желто-белого дыма, сыпался на нас металлический дождь.
Белые стреляли теперь с трех сторон — из крепости, из бухты и пролива.
Пехота и кавалерия начали наступление на каменоломни и в горячности сами угодили под шрапнельный огонь.
Снаряды начали падать как раз около нас. Было жутко. И все же нельзя было удержаться от смеха, когда на соседнем кургане в оставленную белогвардейцами перину попал мортирный снаряд и всех нас на минуту прикрыло от врага разлетевшимся пухом. Но вот снаряд угодил в наш окоп; кверху взлетели земля, кровати, люди, и нас обдало песком и обрызгало кровью.
Под прикрытием артиллерии англо-французских и белогвардейских судов нас начала окружать пехота неприятеля… И вот мы снова оказались загнанными в скалы; мы потеряли тридцать восемь человек убитыми и ранеными.