Путь к свободе

Стасов сказал Колдобе, что этот старик крестьянин из той группы деревенских повстанцев, которые утром двинулись к городу и, встреченные огнем с английских кораблей, наполовину были изрублены мултыховцами.

Колдоба подробно расспросил крестьянина и подумал, что вечером нужно обязательно послать в Катерлез отряд партизан, чтобы поддержать и направить ярость крестьян на верную дорогу.

Стасов заговорил об отступлении Красной Армии с Акмоная. На потном виске Колдобы порывисто забилась жилка. Он воскликнул:

— Я не верю. Не может быть, чтоб Красная Армия продолжала отступать. Ведь вся Россия в ее руках… Сила вся! Дождаться бы нам только ночи, а там посмотрим…

Подойдя к штабу, они увидели толпу солдат в английском обмундировании. Удивленному Колдобе доложили, что около сотни рядовых снялись с позиции у вокзала и, перебив офицеров, перешли на сторону партизан.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Генерал Губатов вернулся из города в штаб крепости. Механически кивая головой на поклоны офицеров, он, согбенный и грузный, прямо прошел в свой кабинет. Там, не снимая серого плаща, упал в глубокое кресло, как человек, выбившийся из сил. Долго сидел не двигаясь, лишь чуть пожевывая губами. Потом вздохнул, снял фуражку и положил ее на стол. Остолбенело уставился на резные кафели печи, на портрет великого князя Николая Николаевича. Наконец приказал адъютанту впустить офицеров, собравшихся в приемной.

Вошло несколько старых гарнизонных генералов и полковников. Губатов сказал просто:

— Садитесь, господа.

Офицеры расселись, разговаривая между собой шепотом, как в комнате больного человека. Лица у всех были смятенные, глаза растерянно блуждали. Все заметили, что и Губатов в этот день осунулся и постарел. На лице его висели старческие, дряблые складки кожи, усы были растрепаны, в глазах отчаяние.

Губатов заговорил медленным скрипучим голосом о том, что последние попытки подавить восстание окончились неудачей, атаки отборных частей отбиты, в войсках замешательство и брожение, массовые перебежки мобилизованных на сторону повстанцев и что французы перестали стрелять по восставшим и дали возможность им овладеть городом.

Губатов замолчал и, не двигаясь, продолжал сидеть в кресле. Офицеры посматривали друг на друга — ожидали, кто первый выскажется.

Встал полковник Кончев с бритым, розовым черепом и подбородком, нависшим на высокий воротник френча.

— Думаю, господа, всем нам ясно, что город уже, в сущности, пал…

Полковник с трудом выговорил последнее слово, лицо его побагровело, и он посмотрел в глаза Губатову, ожидая, что тот прервет его речь, обрушится на него с возмущением. Но генерал безмолвно кивнул головой. Полковник, заложив руку за борт френча, продолжал:

— Сейчас, по моему мнению, основная опасность заключается в непосредственной угрозе крепости. Если оголтелая масса городской черни ночью атакует крепость, отбить атаку будет не легко ввиду малочисленности наших надежных сил. — Полковник подчеркнул слово «надежных». — Нам необходима немедленная организация обороны крепости. Все внимание обратить на оборону. Притом прежде всего нужна помощь союзников. Только помощь союзников может спасти нас. Иначе судьба города постигнет и крепость. Просите англичан высадить еще свои войска…

Краснощекий и бородатый генерал Михайлов, очень высокий и дородный старик, поднялся с кресла неожиданно быстро для своих лет и тучности.

— Позвольте, ваше превосходительство, — прогудел он каким-то дьяконским басом. — На французов нечего надеяться. Просите англичан… Доложите Деникину…

И, с размаху стукнув кулаком по краю стола, покраснев, Михайлов воскликнул:

— Дайте мне крепостной батальон, и я сам разгоню бунтующую сволочь в полчаса!

— Мобилизованных? — мрачно бросил кто-то из штабных, сидящих в углу на диване.

— Как мобилизованных? — обернулся генерал и, вдруг сообразив, собрал губы в трубку, словно хотел свистнуть, и, опускаясь в кресло, тихо проговорил: — Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!..

Все замолчали.

Губатов, не поднимая глаз, думал о том, что слишком рискованно бросать крепостной батальон мобилизованных солдат на город и совсем невозможно подменять этим батальоном надежные части генерала Барбовича, которые держат осаду трех каменоломен. Невозможно подменять потому, что мобилизованные перебьют офицеров и чего доброго в полном вооружении спустятся в подземелье.

Единственная надежда была у генерала Губатова, и он хранил эту надежду глубоко в сердце: было получено телеграфное сообщение о том, что англичане обещали поддержку. А пока — оборонять крепость.

Губатов поднялся с кресла и выпрямился. Его глубоко запавшие глаза лихорадочно блестели, отвисшая губа дрожала. Он заговорил:

— Отказ французов стрелять — это прямая помощь бандитизму, это измена нашим договорам!

Запнулся, вытер платком губы, продолжал беспомощно и безнадежно: