Путь к свободе

Большую школу жизни прошел Андрон Пряников. Сызмальства в учениках вертелся по хлебопекарням, потом немало проработал простым пекарем, умел со всяким хозяином ладить. Где какая склока, недовольство между рабочими, он тут как тут, все разузнает и миром дело обернет; если сразу самому дело уладить не удастся, пойдет к хозяину и как по книжке все выложит: там-то и там-то рабочие недовольствуют, пусть сам хозяин пропишет им ижицу. За усердное подлизывание, за шпионство, за набожность вывели его хозяева в старшие мастера, а потом и оглянуться не успели, как сколотил Пряников деньгу, открыл свое производство и шапку снял с почтением: мол, в ровни лезть не думаю, но самостоятельность имею — божеским трудом нажил. Вскоре купил участок, построил дом и в семнадцатом году, как один из наиболее уважаемых и зажиточных горожан, был выбран в городскую думу, а затем вошел в партию меньшевиков. Его все знали как человека тихого, скромного, который мало говорит, больше поддакивает, ходит в гости к богатым людям, на крестины, на свадьбы, — словом, и себя не обидит и людям приятен.

После Октября меньшевики выдвинули его в совет профсоюзов.

Пала советская власть, явились немцы — опять порука за Пряникова да еще общественная благодарность: ведь это он сохранил и роздал обратно хозяйчикам контрибуцию, наложенную на них большевиками.

В совете меньшевистских профессиональных союзов Пряников не был видной личностью, но с мнением его считались, а многие полагали: «Неразговорчив, но во всяком деле не брезглив. Куда как полезен».

Восстание застало Андрона Пряникова врасплох. Выйти на улицу он не решался, сидеть дома тоже было страшно: от стрельбы дребезжали стекла, тревога щемила сердце. Когда же началась морская бомбардировка, Пряников, торопясь, распихал по карманам деньги и золотые вещи, запер квартиру и с семьей спустился в подвал. Там уже собралось все население дома; женщины сбились в кучу, говорили шепотом, зажимали рты плакавшим ребятам. Пряников сел на цинковый бак и, зажимая уши полными белыми руками, морщился, бледнел при каждом стуке во дворе, после каждого особенно сильного орудийного удара крестился, словно в грозу.

Спотыкаясь на неровной лестнице и придерживая золотое пенсне, в подвал ввалился крупный мужчина в сером костюме, без шляпы, с обрюзглым бледным лицом.

— Аркадий Аркадьевич! — воскликнул Пряников и радостно, часто моргая, пошел навстречу. — Ты ли это, милый?

Войданов, трагически сдвинув брови, пожал Пряникову руки, кивнул его жене и прислонился к стене, словно у него подкашивались ноги.

— Андрон, Андрон! — воскликнул Войданов. — Одурел весь город. Лезут на улицы. Дерутся. Убивают… Зачем? Надо остановить глупцов, растолковать несчастным, что они попали во власть бреда. Сумасшедшего, большевистского бреда. Слепо пошли на гнусную провокацию. Они доведут город до гибели. Темные слепые, разнузданные люди…

Андрон Пряников потемнел в лице, смущенно почесывая свои редкие рыжие волосы.

— Да-с… — промычал он уклончиво. — Истинно — кому нужна кровь? Можно было и полегче.

— Какая мерзость! — продолжал Войданов, сквозь слезы выдавливая слова. — За то, что он хотел удержать от слепого безумия, он погиб… Убили лучшего гражданина города!

— Кого убили? — охнул Пряников.

— Сегодня, в девять утра, на заводе «Оборона» рабочие убили нашего друга и соратника, члена нашей партии Савелия Александровича Будьякова.

Рука Пряникова поднялась было для крестного знамения, но он опустил ее и стоял совершенно ошарашенный. Его жена закрыла глаза платком. Войданов тяжело вздохнул и, сложив на коленях руки, продолжал с болью:

— Был человек, и нет его… Благородный голос умолк навсегда. Не слышать нам больше такого оратора.

Вдруг по лестнице загремели шаги. Все вздрогнули, подняли головы. В подвал вошел рабочий в серой засаленной блузе и темносиней фуражке с лакированным козырьком.

— Матвей Матвеевич! — запыхтел Пряников. — Ты откуда? Садись.

— Домой пробираюсь. Да вот опять стрелять зачастили. Решил к вам завернуть, переждать. Целый день от смерти бегаю.

— Ну, расскажи, что там у вас на заводе? Присядь, Матюша, — предложил Пряников.

Матвей Матвеевич Когтев, мастер слесарного цеха небольшого механического завода, опустился рядом с Войдановым, снял фуражку и, вынув самодельную папиросу, закурил.

— Расскажите нам: как это получилось с Будьяковым?

— А разве вам интересно? — прищурился Когтев. — Вы же дома сидите.

— Куда ж идти? — развел руками Войданов. — Кругом неразбериха. Теперь не остановить. Одна надежда, что англичане, как культурная нация, смилуются…

— На заводе, — медленно начал Когтев, — с утра почти все наши к партизанам присоединились. А кто этому мешал — убили. Так и с Будьяковым.

— Какой ужас!.. Грех какой… — прошептал Пряников. — А ты куда, Матюша?

— Я? Я — домой.

— Ну, так-то. Хоть один разумный человек нашелся, — вздохнул Войданов.

— Я — домой, — повторил Когтев. — Прощусь с женой, ружьецо у меня дробовик есть, заберу его и айда, тоже на улицу… до своих ребят…

Пряников от неожиданности крякнул. Войданов всплеснул руками, взял Когтева за плечо.