Путь к свободе

На вершине сигнальной мачты метеорологической станции трепетал большой красный флаг.

Когда партизаны ворвались в город, рабочие заводов и мастерских подняли флаг как призыв к всеобщему восстанию.

Было десять часов утра. В разных частях города кипели ожесточенные бои.

Колдоба стоял на выступе горы, у стены дома, прилепившегося к откосу, как птичье гнездо. Отсюда были хорошо видны узкие каналы центральных улиц и бухта. Колдоба наблюдал в бинокль за действиями партизанских групп.

Отряды партизан еще находились в разных частях города и не успели связаться между собой. Это положение беспокоило Колдобу, и время от времени, отнимая от глаз бинокль, он качал головой и хмурился.

Группа Дидова оттеснила белых со всего юго-западного склона горы и сбросила их к морю. Заняв улицы и дворы этой территории, дидовцы неистово штурмовали штаб гарнизона, пробиваясь к морагентству, где засело отборное офицерство с десятком пулеметов.

Другая группа, приведенная в центр города самим Колдобой, разгромила несколько учреждений белых и теперь оперировала на противоположном от Дидова склоне горы. Вся северо-западная часть города, до собора, была захвачена партизанами. Там находился штаб восстания, потому что там жила беднота — рабочие и ремесленники. По этому району особенно часто и била англо-французская морская артиллерия.

От группы Татаринова, наступавшей на вокзал, Колдоба еще не получил точных сведений. Ему только донесли, что белый бронепоезд ушел со станции по направлению к Аджимушкаю.

Группа Шумного тем временем с боем шла по Ремесленной улице, стремясь пробиться к собору — на соединение с группой Кириченко.

Шумный был возбужден. Из-под черной, замызганной матросской бескозырки свисала на лоб прядь длинных, давно не стриженных волос. Казалось, что волосы были залеплены серой известью. Глубоко запавшие голубые глаза Петьки блестели, хотя он все время старался казаться серьезным.

Из окон домов выглядывали обыватели из тех, кто посмелее, и тотчас прятались.

Шумный шагал, не замечая, что пальцы высунулись из размокшего сапога и оторванная подошва хлюпала о мостовую.

Когда отряд вышел на Мещанскую улицу, он встретился у церковной ограды с полуротой партизан Кириченко. У ограды лежали трупы двух офицеров и валялся разбитый пулемет. Шумный узнал, что здесь только что окончилась схватка с белыми.

В низине города, на площади, стоял огромный белый собор с двумя высокими лазурными куполами. Поверх куполов возвышались острые позолоченные конуса, оснащенные золотыми крестами.

Колдоба, заметив подход партизанских частей к Соборной площади, послал нарочного с приказом поставить на колокольне наблюдательный пост, учитывая, что с этой вышки как на ладони видно не только весь город, но и окрестные степи.

Когда отряд Шумного окружил собор, на площади уже собралось множество народа — жители окрестных улиц, в большинстве рабочие и ремесленники.

— Смотри, смотри, явление господне! — крикнул кто-то в толпе.

Все задрали головы кверху. На парапете колокольни покачивался, сверкая на солнце золотом и серебром своих риз, большой образ богоматери. Снизу ясно были видны руки в широких черных рукавах, поддерживавшие икону.

Партизаны застучали в главные двери собора. Никто не отозвался, словно внутри не было ни души. Тогда партизаны зашли с боковых дверей и принялись долбить их прикладами.

Вдруг с колокольни раздался грозный голос:

— Отойдите, анафемы, от храма божьего!

Рядом с иконой стоял высокий поп с курчавой черной бородой.

— Эй, брось, батя, пусти! — закричали партизаны и рабочие.

— Бог покарает вас! — прорычал священник. Он широко перекрестил не то окно, не то собравшуюся толпу. — Не допусти, господи, нечистых!

В это время на колокольне сбоку высунулась и вмиг спряталась голова в защитной фуражке.

— Офицер! Офицер!..

— Открой! Кого прячешь в церкви? — раздались голоса в толпе.

Партизаны вновь бросились к дверям и так начали барабанить по ним, что пошел гул по городу.

Тогда благочинный заревел:

— Христиане, гоните красных идолов из храма божьего! — Он вновь перекрестил площадь и протянул нараспев: — Благословляю на казнь!

— Уходите, нехристи! — кричал второй поп из бокового окна церкви.

На колокольне высунулись дула винтовок.

Толпа продолжала кричать, грозить.

— Ведь ты пастырь божий! — произнес громко из толпы старик с толстой железной палкой.

В этот миг сверху полетело несколько гранат. Они разорвались с оглушительным гулом. Черные шары дыма поползли вверх, по белым стенкам собора, и, дойдя до высоты крестов, растаяли на быстром ветру. Толпа рабочих-партизан рассыпалась по площади.

Затрещали три пулемета, установленные на колокольне собора.

Площадь наполнилась криком, стонами, покрылась трупами убитых. Один рабочий, с простреленным животом, корчась от мук, кричал:

— Эй, убийцы, с богом убиваете, подлые!

Другой рабочий, старик в распахнутой синей куртке, силился подняться на ноги, но не мог, весь израненный осколками гранаты. Тогда он поднял окровавленную руку и погрозил храму:

— Вот чем вы нас кормите… какими молитвами… — И повалился в лужу крови.