Путь к свободе

Вдруг Лиза услышала, как что-то сильно хряснуло, и Дубов упал с утюгом, глубоко вошедшим в его голову.

Дидов выхватил у Дубова револьвер и вскочил в соседнюю комнату. Гриша набросился сзади на другого сыщика. Рука, в которой Моськин держал револьвер, была зажата могучей рукой Григория. Степан подошел к Моськину.

— Глотай, гад, получай свинцовую валюту за мою голову! — и он выстрелил ему в лицо.

Понятой перепугался, бросил оружие и убежал.

— Ну, теперь быстро одевайся, Григорий, бежим! — скомандовал Степан.

Вдруг до братьев донесся женский крик. Кричала Соня. Она, ничего не понимая, бежала по деревне, прижав ребенка к груди.

— Убили! Убили!

Степан послал Лизу предупредить Соню, чтоб она бросала все и скорее бежала отсюда в город и там пряталась.

Братья быстро оделись, забрали оружие и скрылись в темноте.

3

Об убийстве двух сыщиков кричали все утренние газеты.

Генерал Гагарин приказал карательным органам во что бы то ни стало поймать Дидова.

Отряд человек в пятьдесят въехал на вершину горы, к Старокарантинским каменоломням. Едва успело подняться солнце, как жители города толпами потянулись к горе Митридат.

Над каменоломнями на холмах маячили всадники, казавшиеся издали черными статуэтками.

Всадники подъезжали к заходам каменоломен, спрыгивали с лошадей, заглядывали в темноту шахт.

Из темноты с лампочкой в руках, весь в известковой пыли, вышел каменорез.

— Старик, ты не видел там бандитов, братьев Дидовых?

Старик пожал плечами, устало и нехотя ответил:

— Нет, не видал.

— А скажи, — спросил офицер, начальник отряда, — если туда спуститься с фонарями, можно их найти?

— А бог его знает, — так же безразлично ответил старик. — Может, и найдете, только вряд ли. Много ходить надо. Да и сыро, зябко там… воздух непользительный.

— Он с ними заодно, — шепнул бледнолицый, в штатском костюме человек, подбежавший к офицеру.

— Зачем наговор? Мы каменорезы. Врет он!

— Молчать! — крикнул офицер и хлестнул старика нагайкой. — Старик пошатнулся, уронил лампу. Зазвенело стекло.

— Давай огней, фонари давай! — закричал угрожающе офицер. — Живо!

Старик зло взглянул на офицера.

— Сейчас принесу! — И, повернув в заход шахты, скрылся за выступом. Оттуда раздался его крик: — Накось, выкуси!

Пораженные офицеры начали стрелять в темный зев входа, где исчез старик.

В тупике туннеля, освещенном двумя коптилками, Дидовы увидели людей. Они долго смотрели, как в облаках копоти и известковой пыли работала семья каменореза.

Дидовы подошли к женщине.

— Григорий, поможем? — сказал Степан.

Женщина разогнула спину и, улыбаясь, сказала:

— Нет, хлопцы, не сможете… Мы привыкли к этой работе.

— Ну, тетка, — сказал Степан, — мы не какие-нибудь интеллигенты, хватили и каторги, и всего видали…

Женщина уступила свое место и присела па камень.

— Ты кто такая? Здесь живешь?

— Киреева я. Это наш заход. Еще дед здесь начинал…

— Да, тяжеленько, тетенька… Заправиться бы! — Степан хлопнул себя по животу. Мы поработаем, а ты сходи купи что-нибудь. Только ни слова… Поосторожней там…

Он подал ей зеленоватую бумажку.

— Ну что вы, хиба я себе лиха желаю! Я вас хорошо знаю, знаю, кто вы такие.

Григорий развязывал ремни, снимал амуницию, готовясь резать камень.

— Вот этот, головастый — Сашко, мой главный хозяин, он вам все расскажет, — шутя сказала Киреева. — Его без фонаря здесь оставь — и то ему нипочем.

Сашко, мальчишка лет пятнадцати, крепко сложенный, глянул на братьев. Коптилка осветила его озабоченное лицо и огненные кудряшки, прилипшие к потному лбу.

— Курево есть?

— Фью! — свистнул Степан. — Вот это парень, я понимаю!

— Держи табак, — сказал Григорий, вынимая татарский кисет. — Поделись с мужиком.

Степан и Григорий уселись на мешках с соломой и начали пилить известняк.

— Тише, пилите не часто, — поучал Сашко, — а то будете пыхтеть, как сопатые кони.

Он выпускал изо рта табачный дым и мысленно прикидывал, сколько бы можно было выработать в день с такими силачами.

— У-у-ух! — вздохнул Григорий, отбросив пилу, и вытер рукавом вспотевший лоб. — Сколько вы зарабатываете?

— Когда рубль, когда рубль двадцать, — ответил Сашко.

— На семью? — спросил Степан и задержал свою пилу.

— Ну да!

— Мало, черт возьми. И на это живете?

— Живем, — отвечал мальчик, пожимая плечами. — Народ у нас слабосильный, детвора, а то можно бы и трешку выгнать.

Киреева сбросила свою брезентовую одежду, оделась в легкую, домашнюю, взяла корзинку и отправилась в Старый Карантин.

Она купила баранью ножку, большой, десятифунтовый, белый хлеб. Деревенские знакомые, попадавшиеся навстречу, удивлялись:

— Ты что, Киреева, разбогатела? Или бык у тебя отелился?

Она жевала корочку от белого хлеба и отвечала задорно: — Хахаля нашла на старости лет, свадьбу буду справлять.

Пошла купить вина. В лавке был сам хозяин, Мишка Иванов, как его называли односельчане, рыжеусый высокий мужчина.

— Киреевой мое почтение! — сказал он. — Неужто за винцом?

— Беспременно.

— Ну, светопреставление!

Виноторговец загадочно щурил глаза. Ему, видимо, очень хотелось знать, для кого она покупает.