Путь к свободе

Григорий вынул одну прокламацию и начал читать.

— Здорово! Это самая настоящая правда… Это дело!..

— Брось, брось! — перебил его Степан. — Я знаю, ты тоже хороший политик. Фью! Куда там! Большевик!.. Давай лучше водки за здоровье сына дербалызнем… За него, сукина кота, выпьем!

Они сели за стол. Степан налил рюмки и первый поднял свою.

— Во имя отца и сына! — засмеялся он. — Вырастай, сынок.

Все втроем дружно опрокинули рюмки и стали закусывать зажаренными украинскими колбасами и салом.

— Ну вот, дорогая женушка, скоро махнем в Феодосию, в Старый Крым, там где-нибудь в лесочку пристроимся и будем жить-поживать.

Григорий насторожился, его доброе лицо покраснело и стало еще красивее и добрее.

— Поезжай, поезжай, — сказал Григорий. — А я не поеду и Соне не советую: куда ей с ребенком! Устроишься — тогда ей и напишешь. Одному легче туда пробраться.

— А мне все равно, поеду хоть сегодня, — вставила Соня. — Надоело одной скитаться. Куда он — туда и я. Ни на шаг не отстану.

— Вот баба молодец! — повеселел Степан и, обняв Соню рукой за шею, пригнул ее к себе и снова поцеловал.

Кто-то постучал в дверь.

Все оглянулись. Григорий подошел к кровати.

Соня открыла дверь.

— Фу-ты, черт, пугаешь! — вскрикнул Степан. — Ишь какая интеллигенция, без стука входила бы.

— Нельзя. Когда вы одни, то можно, — смеясь сказала вошедшая Лиза, хозяйка дома.

— Садись, Лиза.

Женщина села за стол.

— Эх вы, пуганые вороны! — проговорила она.

— Да, жизнь у нас хуже вороньей, — наполняя рюмки, сказал Степан. — Та хоть улетит, куда захочет, а тут и лететь нельзя, да и некуда лететь… Ну, Лиза, стукни одну за сынка!

— Нет, нет, все! — воскликнула Лиза. — Что ж я одна?.. Решили уехать?

— Да, — подтвердил Степан.

— И ты, Соня?

— И я.

— Ну, пьем — и за сына, и за счастливый путь.

Разговоры затянулись до часу ночи. Уже решили укладываться спать, когда Лиза неожиданно всех остановила:

— Постойте, сейчас холодненького молочка попьем — и тогда уж на покой.

Она вышла во двор, взглянула на звездное, торжественное небо, зажгла каганец и направилась в подвальчик. Но только она вошла туда, как вслед за ней спустился местный деревенский староста и с ним незнакомый ей человек. Он вежливо предупредил:

— Не пугайтесь, мадамочка, и без единого звука ведите нас в комнату Дидовых. Предупреждаю: малейший крик — и вы будете убиты на месте.

Они поднялись наверх. У дверей погреба стоял еще один человек, огромный, толстый.

Лиза вошла в сенцы, за нею осторожно крались двое сыщиков, поблескивая оружием.

— Смотри, не айкни, убью… — шипел в тишине сыщик.

Женщина, ни жива, ни мертва, послушно шла, ощущая на затылке холодное дуло револьвера.

Дверь отворилась, сыщики вскочили в комнату. Один из них крикнул:

— Стой! Ни с места! Не двигаться!

Неожиданное появление сыщиков ошеломило братьев.

— Ах! — вскрикнула Соня. — Тот самый… которого я на базаре видела…

— Да, тот самый, голубушка, — с готовностью ответил сыщик. — Наконец привела ты нас куда следует.

— Что, Степан, узнаешь меня? — спросил крупный и толстый, похожий на борца, сыщик.

— Узнаю, — ответил Дидов спокойно. — Морду Дубова нельзя не узнать. Я только удивляюсь: как ты ускользнул от советской власти? Жаль, жаль… Я думал, тебя черви уже съели. Да, теперь вижу, что я — ваш. Никогда не думал, что так…

— О да, мы знали, что ты недоступный зверь! Живьем взять тебя — об этом и мечты не было. — Сыщик ехидно засмеялся. — За твою голову кое-что причитается…

Второй сыщик, обыскивая Григория, строго сказал:

— Показывай, где оружие.

Григорий медленно повернулся и, кивнув на кровать, сказал: — Там.

Сыщики вынули винтовки, револьверы, бомбы, патроны и приказали понятому, старосте Кудлаю, вынести все во двор.

— Теперь, господа красные, можете опустить руки, — сказал Дубов и, поигрывая револьвером, спросил: — Степан Иванович, говорят, вы отбирали у помещиков золото. Так вот, без канители скажите: где оно у вас?

Дидов поднял голову.

— Вранье. У меня руки золотые, я — сапожник.

— А если найдем?

— Ищите, — хмуро проговорил Дидов.

— Вы, Моськин, останетесь здесь, в этой комнате, — распорядился Дубов, обращаясь ко второму сыщику, — обыщите все детально, при вас будут он и она, — Дубов указал на Григория и Соню.

— Хорошо, — ответил тот. — Впрочем… не лучше ли было бы… — Он запнулся и добавил по-французски: — Мне кажется, связать бы им руки.

Дубов ответил тоже по-французски:

— Бросьте. Приступайте.

Моськин попросил открыть сундук.

— Ну, а мы, Степан Иванович, пойдем в другую комнату, — вежливо предложил Дубов.

— Пойдем, — ответил Дидов, метнув взгляд на диван.

«Взять или нет?» — мелькнуло в голове. Следуя за Дубовым, он поравнялся с локотником дивана, где лежал утюг без ручки, на котором сапожники разбивают подошвенную кожу. Утюг незаметно очутился в левой руке Степана. Он крепко сжал его, слегка завел руку за спину.

Дубов остановился в углу сеней.

— Открой, — приказал он Лизе.

Та быстро открыла свой сундук и стала вынимать белье.

— Позвольте, позвольте, сударыня, я сам посмотрю. — Он нагнулся и стал рыться в белье.