Киричаев и Айше отправились в комнату Алиме. Та уже знала, что Киричаев сидит у постели отца, но не смела и подумать, что отец разрешит Али зайти к ней.
Алиме лежала в постели. Ее смуглые маленькие руки с ярко накрашенными ногтями лежали поверх одеяла. Осторожно ступая, Али подошел к ней.
Он остановился у постели и тихо проговорил:
— Алиме!
Алиме, не глядя на него, протянула руку.
Маленькая комната была освещена небольшой лампой. На окнах висели белые занавески, расшитые дешевой серебряной и золотой мишурой. Низкие стены были сплошь завешаны коврами, на полу лежал войлок.
— Видишь… больная… — выговорила наконец Алиме.
— Я все время думал о тебе…
— Я думала, ты стал чужим… Твой хозяин бил отца…
Али нахмурился и отвернулся.
— Али! — воскликнула она и охватила его шею своими тонкими руками. — Я соскучилась по тебе!
— Алиме… бежим в Турцию! — тоскливо бормотал Киричаев. — В Турцию… Алиме!
Дверь скрипнула, и вошла в комнату мать Алиме.
— Али, иди кушать мясо!..
Али и Ибрагим молча ели мясо. Потом Али ушел к своим охранникам.
Вскоре прискакал рабочий и сообщил ему, что белогвардейцы арестовали Мамбета.
Киричаев вскочил с лежанки.
…Синее южное небо еще до ночи очистилось от осенних дождевых туч. Утро выдалось солнечное и теплое. Почти прозрачный туман стлался по земле, и равнина казалась молочно-голубоватым морем, а холмы — островками.
На вершине одного из холмов появились трое всадников.
То были Али Киричаев и его два товарища. Али стоял в стременах и, подавшись вперед, пристально смотрел в сторону дороги, которая вела к городу.
— Вижу! — вскрикнул один из всадников.
Все трое, вытянув шеи, впились глазами в быстро мчавшуюся по дороге тачанку, запряженную тройкой лошадей.
Киричаев поправил бурку, надвинул на лоб смушковую шапку и крикнул:
— Айда! Не дам Мамбета!
Всадники галопом помчались вниз, выскочили на дорогу и устремились за тачанкой.
В тачанке сидели два офицера в серых шинелях, в ногах у них валялся старик Мамбет. Его покрасневшие от холода руки были привязаны к сиденью.
Кучер заметил скачущих всадников и замедлил бег лошадей.
— Машут… наверно, нам.
Один из военных, смуглый прапорщик, приказал остановить лошадей. Обеспокоенно шепнул соседу:
— Приготовься. Может, бандиты.
— Ха, бабасыны! — радостно воскликнул кучер. — Это наша управляющий, Киричай Али. Смотри, наша жеребца Фуртана!
Прапорщик облегченно вздохнул и поставил карабин на предохранитель.
— Ми — управляющий Абдулла Эмир! — крикнул Киричаев и что-то сказал ехавшему посредине невооруженному всаднику.
У самой тачанки он остановил взмыленного жеребца и сказал:
— Вот еще одна подозрительный человек. Абдулла Эмир сказал: «Арестовай его и бери на город контрразведку, они большевик». Слезай! — крикнул он безоружному всаднику и направил на него дуло револьвера.
Мамбет был в недоумении.
Киричаев торопил:
— Ну, ну, садись!
— Стой! Что на ноги лезешь? — толкая сапогом пленника закричал толстый офицер с хищным выражением глаз. — Магомет необузданный! Вот здесь, в ногах, садись. Я тебе дыру проковыряю в боку, пока довезу, хам…
Пленник, крепкий, жилистый татарин, уперся ногами в середину тачанки, взглянул на толстого военного и добродушно заговорил:
— Поджалуйста, джаном, джаном, мы просим тебе. Ны нада бить мине.
Протянув руку, он схватил военного за горло. Тот хотел крикнуть, но было уже поздно.
Второй всадник обезоружил прапорщика.
Али сказал:
— Нравица? Больше никогда не будешь хватай людей…
Киричаев развязал старика Мамбета.
И тачанка быстро понеслась, унося Киричаева и его друзей в горы.
Однажды вечером, в проливной дождь, в небольшую русскую деревушку Гора Счастья, расположенную на берегу Черного моря, пришел человек. На нем было черное длинное пальто, серое заграничное кепи, из-под которого свисали до самых плеч густые темные с легкой проседью волосы.
Человек дошел до сельской школы, остановился. Минуту постоял в раздумье. Потом медленно поднялся по ступенькам на террасу, снял кепи, бросил на перила и сел на скамейку. Открылась дверь, из школы вышел худенький человек с зонтиком и книгою в руках.
— Что вам угодно?
Незнакомец встал.
— Вы учитель?
— Да.
— Разбойники у меня отняли лошадей… Я продрог… Можно у вас обогреться?
Учитель промолчал.
— Не бойтесь, моя фамилия Войданов.
— Позвольте! — воскликнул учитель, оживившись. — Да, да, вспоминаю… Вы бывали здесь?
— Был, как же.
— В таком случае простите. Я недавно здесь учительствую… Может, в комнату зайдете? Но… — замялся учитель, — у меня каморка… сырость…
— А, черт! Куда же мне? — раздраженно бросил Войданов.
— Стойте-ка! Я вас сведу к мужичку, у которого столуюсь. Он — порядочный человек… Приютит. Накормит…
— Что делается! Когда только все это кончится?
Учитель раскрыл зонтик, поднял его высоко над головой, заглянул под него.
— Нам с вами придется под одним куполом шагать.
— Благодарю за любезность… я все равно теперь как мокрая курица.
— Ничего, ничего… Простите, как ваше имя-отчество?
— Аркадий Аркадьевич.
Учитель поклонился и, приблизив кончики пальцев к груди, сказал:
— Кузьма Ферапонтович Шуликин.
Они пошли быстрее…