— Не знаю, братцы, не знаю, что делать. Ум раскорячился, и неможно его поставить на должное понятие. Воля — оно святое дело для мужиков, да кто праведнее ее спроповедует, волю-то эту? Сами вы без большевиков али с ними? Что-то больно все державы обозлеваются на большевиков. Он, вишь, сам говорит, этот душевный человек, — указал Вовчок на Коврова, — что все державы идут на большевиков. Тут что-то неладное: не могут же все быть дураками али зверями, — у кого-нибудь милость-то божия к человеку осталась?
Ковров насторожился.
«Заговорил крепенький хлебороб», — подумал он.
— Лукавая личность, — шепнул на ухо Коврову хозяин избы.
— Кто его знает! — продолжал Вовчок. — Учредительное собрание большевики разогнали, а оно в нашем крестьянском народе как будто и желательно.
— Это буржуазные эсеры пропаганду политическую ведут! — крикнул вдруг из сеней «часовой», парень лет двадцати пяти. — Им тоже надо войну объявить. Опять, гады, появились. Учредилкой мужиков завлекают.
— Правильно, Яшка! Но ты стереги лучше, а то разговор у нас громкий получается, — наставительно сказал один крестьянин с редкой рыжеватой бороденкой и хитроватыми маленькими глазами.
— Не беспокойся, там Кудлашка лежит.
— Смотри, малый!
Вовчок беспокойно оглядел односельчан. Не намекает ли Яшка на то, что у него в хате находится сейчас Войданов? Потому поспешно опустился на солому.
— Видите, какой у нас народ, — сказал, подходя к Коврову, Борщ. — Им хочется, и колется, и маменька не велит. Положим, Вовчок-то человек зажиточный, у таких кожа толстая.
— Он просто не нашего поля ягодка! — крикнул кто-то из глубины хаты. — Не зря он эсерам свой голос в семнадцатом отдал!
— Дурак! — набросился на него Вовчок. — Мое дело, кому свой голос отдать. Ты мне смотри!..
— Хватит, друзья, — вмешался Ковров. — Я вижу, что большинство из вас твердо и бесповоротно верит тому, что рано или поздно, но одержит победу советская власть. Это большинство, я вижу, хочет бороться за свою советскую власть. Ну, так вот, товарищи, собирайте оружие, готовьтесь! Пора начинать!
— Пора! Пора! — раздались голоса крестьян.
Ковров рассказал о постановлениях, которые вынесли уже многие села по поводу предстоящей мобилизации в белую армию.
Крестьяне сами написали решение и зачитали его Коврову:
— «Мы, крестьяне деревни Счастливая Гора, единодушно выносим приговор общества, что не признаем никакой белой власти и поэтому не подчиняемся их мобилизации, отказываемся идти в солдаты сами, а также не велим своим детям, не даем ни одной лошади, ни одного фунта хлеба, ни фуража. Довольно обманов! Долой кровавую власть белогвардейцев! Долой гнет и насилие! Да здравствует своя собственная власть рабочих и крестьян!»
Крестьяне начали подписывать это решение. Некоторые пытались увернуться:
— Да зачем? Мы и так будем держаться на своем, наше слово крепкое…
— Стойте, стойте! — проскрипела Горпина. — Нате и мой голос. За нашу власть, советскую. Бог тоже за бедных.
Вовчок подмигнул сыну и сказал:
— Ванька, подпиши там!
Снаружи послышались чьи-то голоса, лошадиное ржание. Собака громко залаяла.
Все замерли, Яшка-часовой бросился к двери. Навстречу ему загремел голос:
— Эй, хозяин, выходи сюда!
— Кто там? — спросил Яшка.
— Офицеры, выходи! Спрашиваешь…
— Пресвятая богородица, помилуй нас!.. — застонала Горпина.
Хозяин бросился в сенцы.
— Стой! — крикнул Вовчок и подбежал к хозяину. — Смотри, одерни там Яшку, без никаких грубостей, приглашайте господ. Слышишь мне?
— Ах, вот оно что! — раздался чей-то голос.
— Живо успокойтесь и слушайте меня. Сидите смирно, никакого сопротивления, вам лучше будет, — упрашивал крестьян Вовчок.
Ковров понял затею Вовчка. Он опустился на солому со скучающим видом, словно и не думал о надвигающейся опасности. Его примеру последовали другие.
Вовчок сидел на маленькой скамеечке, держал на коленях развернутую библию и читал нараспев:
— «Пророк Иезекилия, глава сорок пятая.
Первое. Когда будете по жребию делить землю на уделы, тогда отделите священный участок господу в двадцать пять тысяч тростей длины и десять тысяч ширины: да будет свято это место во всем объеме своем, кругом…»
Он читал как раз ту страницу, которую отметила закладкой Горпина.
В дверях появились красивый молодой офицер и несколько «вольноперов».
Офицер стянул с головы фуражку и, оглядываясь, спросил:
— Покойник, что ли?
— Нет, ваше благородие, — отозвался Вовчок, — у вас богомолие идет, светом божьим души обогреваем. Поем всевышнему — да услышит наши страдания и избавит нас от всяких бед. — Он перекрестился и поцеловал библию.
— Да будет воля ваша, русские люди.
В хату вошел высокий тонкий человек с рыжими усами, торчащими вперед, в длинном, пепельного цвета пальто, в измятой шляпе. Он кивнул приветственно Вовчку, пошевелил, как кот, светлыми усами и вышел в сенцы.
Это был виноторговец Мишка Иванов.
Офицер извинился перед собравшимися.
— Может, послушаете, ваше благородие? — настаивал Вовчок. — Вы образованный человек, а наша серость нуждается в разумных пояснениях. Библия — это большая божья премудрость.