Путь к свободе

Он ввел Цыценко в гостиную, где собрались снова все гости, узнав, что из-за нескладного старика швейцара им напрасно пришлось так волноваться.

— Мой друг помещик Цыценко. Наш начальник контрразведки! — коротко отрекомендовал Мултых вошедшего офицера.

Гости заулыбались, кланяясь:

— Знаем!

— Очень рады видеть своих героев!

Наталья Андреевна была давно знакома с Цыценко. Она подошла к нему и, протягивая руку, ласково улыбаясь, сказала:

— Ах, Владимир Александрович, напугали вы нас! Ну разве можно так стучать, да в такое тревожное время?

— Бога ради, простите, — ответил Цыценко, целуя ей руку.

— Ну ничего, — сказала она, — садитесь, милый. Что это с вами? Вы ранены?

— Это не важно, — сказал Цыценко. Бесцеремонно стукнув костылем, он с жадностью взглянул на графин, стоявший на круглом столике.

Мултых подвинул кресло, усадил приятеля и сел рядом.

— Позволь выпить за тебя, Жорж, — пробасил капитан и поднял волосатой рукой бокал. — А, черт возьми! — вдруг воскликнул он, бережно, как что-то драгоценное, поставил свой бокал на тарелочку и вскочил с кресла. — Да я ведь не поцеловался с тобой. Ну давай обниму… Ты, Жорж, для меня больше всяких наполеонов.

Цыценко подпрыгнул к нему без костыля, на одной ноге, заключил в объятия и, целуя, бормотал:

— Люблю… Ты, Георгий, светлая личность. Пророчу тебе в скором времени водить русские армии… Ну дай я еще поцелую тебя… Ну, а теперь пьем за нашу победу! За нашу единую и неделимую Россию! — И с этими словами он молодцевато опрокинул водку в свой большой рот. Лицо его покраснело и сильно сморщилось. Он схватил кусок хлеба, поднес к носу и начал жадно вдыхать его запах.

Кое-кто из гостей брезгливо отворачивались и переглядывались, бросая шепотом:

— Он совершенно пьян!

Капитан тряхнул своей черной головой, метнул глазами по сторонам, — казалось, он услышал неодобрительный шепот и встревожился.

— Бога ради, господа, прошу не подумать обо мне дурно, — сказал он тем, кто был поближе к нему. — Я не пьян, нет, я только чуточку согрелся… У меня есть сердце. Я — помещик… Я — древний дворянин… Вы тоже все здесь люди благородной крови. Я вам верю. Мы — знамя земли… и будем им… Наше знамя еще тысячи лет будет сиять над землей!.. Вы люди умные, сами это знаете… А вот мерзота вздумала сокрушить нас! Не буду таить перед вами — мужик везде точит топоры…

— Сечь! Всех подряд сечь! Русский мужик всегда от палки разумел, — присоединился молчавший Мултых, весь трепеща от ненависти.

— Ты, друг мой, говоришь золотые слова, — согласился Цыценко. — Розог! Сечь! Но… Черт… — он запнулся, сильно икнув. — Переменился мужик, совсем другой стал. Теперь ему — пулю в голову! Просит землю, а ему пулю…

Станиславский слушал молча, сидя в стороне от всех, потом сердито поднялся и вышел из гостиной.

— Вот бы послал нам бог на престол Николая Николаевича, — продолжал Цыценко. — Это был бы царь! Он военный человек. Вот с ним мы бы дали этой мерзоте земли! Жорж, давай выпьем за великого князя Николая Николаевича, за будущего царя нашего. Нет, подожди! Прошу, господа, выпьем все за великого князя… Да здравствует великий русский царь Николай Николаевич!

Гости переглядывались, некоторые брали бокалы, похваливали офицера, пили за Николая Николаевича.

Наталья Андреевна отозвала сына в сторону и шепнула ему:

— Зачем ты привел его сюда? Он страшен, и он ужасно пьян… Я тебя прошу, уложи его спать. А то он окончательно все здесь расстроит. Видишь, уже отец благочинный удалился.

— И прекрасно! Пусть летит, ворона черная!

— Боже! Георгий!

Но Мултых, шатаясь, подошел к другу, обнял его за шею и прошептал:

— Владимир, поедем куда-нибудь из этой богадельни.

— А? Что?.. О да! Я приехал за тобой. Уедем в гостиницу, там ждет нас друг… девицы есть — право, цимес бабенки… А то завтра в имение хочу уехать. За солдатами приехал… Понимаешь, рабочие что-то затевают… Я ведь к тебе с просьбой — пошли туда карательный отряд. Видишь, ранили…

Цыценко живо вскочил с кресла, зашарил по карманам. — Вот они… листовки. Это — большевики… Да, их полно. Я революционера загреб с брошюрой, — сердито признался Цыценко, — механика своего. Читки устраивает в деревнях, мерзавец! Рабочим моим читал. Ну, я на фаэтон его и пожелал ему… счастья! Да, да, не смотри на меня так! Задушил его — и в яму головой… Вот этими пальцами давил за горло, — повторил он и поднес к Мултыху свои огромные руки. — Вот и дал мерзавцу старому свободу! Ха-ха!.. Дал ему социализм! Землю дал!

Цыценко вынул наполовину из ножен саблю и, подержав ее мгновение, сердито втолкнул обратно. Затем неожиданно упал в кресло и заскрежетал зубами.

— Он сумасшедший, я боюсь его! — воскликнул какой-то женский голос.

— Жорж, уведи его!

— Спаси нас, господи! Георгий, он нас всех порубит, уведи его! — просила Юлия Кирилловна, убегая из зала и увлекая за собой всех женщин.

Мултых подошел к Цыценко и, приподняв его голову, поднес к синим губам стакан с сельтерской водой. Тот выпил ее и закашлялся.

Градоначальник Холданов, жандармский полковник и двое старичков в смокингах успокаивали гостей, которые остались в гостиной.