Путь к свободе

— Вы, Сергей Михайлович, что-то скрываете… Я так завидую вашей уверенности. А мы, интеллигенция, как говорит мой брат, художник, теперь на положении щепок среди бушующего моря. Не знаем, на какой берег нас выбросит… Я с вами откровенна, Сергей Михайлович, и признаюсь, что жить среди таких потрясений и быть слепой становится невозможно… Да… Прав поэт: мертвое — мертвым, живое — живым… Да, да, не улыбайтесь… Если бы я могла так разбираться в жизни, понимать ее так, как вы, то я, очевидно, была бы счастливым человеком.

Ковров смотрел теперь на Ирину с участием и даже с состраданием. Он почувствовал глубокую жалость к ней. Ему искренне хотелось помочь ей.

И теперь, когда Ковров твердо решил совсем уйти от Крыловых, это решение позволило ему откровенно и смело говорить с Ириной.

— Вам, интеллигентам, давно надо бы усвоить одну истину… — спокойно и твердо начал Ковров.

Ирина с горечью перебила:

— Где она, настоящая истина? Кто ее укажет? Кто?

— Истина — в народе! — задушевно ответил Ковров. — Кто будет с народом, тот все увидит. В народе все живое, здоровое, молодое! В нем — сила. Идите, Ирина Васильевна, с трудовым народом, и вы все увидите и заживете с ним настоящей жизнью. Вы очень хорошо сказали: живое — живым, а мертвое — мертвым. Вы живете в отмирающем мире.

Ирина вздрогнула, выпрямилась и с минуту глядела на него с испугом.

Ковров продолжал:

— Мы пошли войной на этот дряхлый мир. И мы его разрушим… Да, разрушим! И будем на этих развалинах строить новый мир, где не будет ни насилия, ни войн, ни бед, ни нищеты, ни горя. И где все народы будут жить в полной независимости, где человек человеку не будет волком, как это было в этом старом, проклятом мире, а будут жить люди в большом товариществе и дружбе. Тогда люди будут трудиться только для себя. И труд для людей станет как спорт, он будет укреплять человека, делать его физически и духовно красивым. Вот наше, рабочее понятие о будущей жизни. Мы поняли свое будущее. Мы его хотим, и мы придем к нему. Придем, конечно, через тяжелую и суровую борьбу, через страдания и муки, мы это тоже хорошо знаем, но нас ничто не остановит в борьбе за свое будущее.

Такая неожиданная откровенность Коврова совсем ошеломила Ирину. Она собралась задать ему какой-то вопрос, но в дверь просунулась седая голова Маланьи.

Ирина подняла на Коврова глаза, как будто хотела сказать ему что-то большое и важное, но не решилась и ушла.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

Город оделся в первый, пушистый снег, он казался полным тишины и мира. Все больше появлялось на улице нарядной публики. Богатые дамы щеголяли в роскошных шубах. Вылезли купцы, приглаженные господа, старые «общественные» деятели, чиновники, офицеры. По улицам шумными группами слонялись гимназисты. И редко, очень редко среди этой пестрой толпы появлялись рабочие, солдаты, матросы.

Повеселевшие городские обыватели говорили, что революция теперь кончилась, что советская власть везде и всюду рушится, что окруженные в Москве большевики объявлены вне закона. «Одним словом, — заключали сытенькие люди, — конец войне, наступает хорошее, старое российское время».

В тихий морозный день Ирина упросила Олега выйти с ней погулять. Идя по Воронцовской улице, они болтали о всяких пустяках.

— Как хочешь, — говорила Ирина, — а с этого дня мы начинаем регулярно гулять. Так жить нельзя. И так работать нельзя, как ты работаешь, — это безумие!

— Ладно, ладно, хирург, я согласен, — успокаивал ее Олег, смеясь.

Женский голос окликнул их. Брат и сестра обернулись и в один голос воскликнули:

— Клава!

Девушки поцеловались. Олег смущенно смотрел на Клаву: это была его петербургская любовь и подруга детства Ирины, дочь отставного генерала Хрусталева.

— Олег, а ты изменился! — щебетала Клава. — Что грустный такой?

Клаву любила вся семья Крыловых. За кротость и мягкость характера ее звали ангелом. Крыловы не могли дождаться того дня, когда она окончит институт и обвенчается с Олегом. Но этого не случилось. Девушку выдали замуж за высокообразованного и богатого поручика Иванова.

Клава, обрадованная и счастливая, шагала вместе с друзьями.

— Я ведь случайно попала в этот город, — рассказывала она. — Когда мы услышали, что всех дворян будут арестовывать и отдавать на суд матросам, мы с папой сейчас же вслед за вами решили уехать из Петрограда. Прибыли в Крым и поселились в Ялте. Папе кто-то сказал, что вы в Крыму. Я была в Симферополе, Севастополе, писала в Феодосию — все безрезультатно. Сюда не хотела ехать, это папа меня насильно затащил, здесь у него приятель есть, петроградский присяжный поверенный, вы его знаете…

— Знаю! — воскликнула Ирина. — Это его сына, юнкера Жору, разжаловали, съели мальчишку.

— А! Мы слышали, — сказал Олег. — Он в крепости во время расстрела запротестовал против казни беременной женщины.

— Вот поэтому мы сюда и приехали. Папин двоюродный брат, дядя Вася, женат на двоюродной сестре Гагарина… Да, милые, я теперь скоро не уеду от вас. Побуду с вами, а потом уже к мужу. Муж теперь в Екатеринодаре, в Верховной ставке.

— А мы тебя и не выпустим! — ответила Ирина.