Путь к тишине. Часть 2 (СИ)

— Он говорил с тобой? — осторожно спросила Кедвин. Подобные видения были делом нешуточным и далеко небезобидным. Этого Кедвин и опасалась.

Мишель улыбнулась, не заметив ее тревоги:

— Да, говорил. Он сказал, что не хочет видеть меня несчастной. Что я не должна слишком много думать о мести и не должна прятаться от жизни. И что, если я буду счастлива, будет хорошо и ему. Как ты думаешь, Кедвин, это просто сон? Или…

— Может быть и «или», — сказала Кедвин. — Не забывай, что тень его сущности сейчас живет в тебе. А он был намного старше и сильнее тебя.

— Ты хочешь сказать, это плохо? — недоверчиво нахмурилась Мишель.

Кедвин побарабанила пальцами по столу:

— Не знаю. Конечно, он любил тебя. И сейчас не сказал тебе ничего плохого… Но давай договоримся: если такие визиты будут повторяться — расскажи мне, хорошо?

— Кедвин, ты меня пугаешь. Какая опасность для меня может исходить от Ричарда?

— От Ричарда — никакой. А вот от того, что может явиться в его обличье…

Мишель побледнела.

— Нет… этого не может быть…

— Увы, может. Я прошу тебя не скрывать ничего, если подобное повторится. Договорились?

— Да… Но… в этот раз… он же все сказал правильно?

— Да. В этот раз — да. Он умер, но ты-то жива. Продолжай жить и будь счастлива — это самая лучшая память о нем.

Мишель задумалась.

— Наверно, ты права, — сказала она, снова придвигая к себе тарелку. — Я и сама слышала, что иногда в обличье наших близких может являться нечто совсем другое. Конечно, если что, я тебе расскажу…

*

Разговоры о любви и потерях растревожили собственные воспоминания Кедвин. На следующий день она, закончив со срочными делами, направила машину в сторону ставшего не так давно знакомым кладбища Монпарнас.

Была еще одна причина, по которой ей хотелось побывать на могиле Стивена. Она впервые после его смерти думала о другом мужчине. Как ни странно, чувствовала себя почти виноватой. Может быть, стоит…

Размышления ее были прерваны самым неожиданным образом. На стоянке, прямо напротив места, где остановилась она, обнаружилась машина. Очень знакомая.

Кедвин постояла, раздумывая, но все же решила не отказываться от своих намерений. Даже если у Митоса и есть кого навестить на этом кладбище, какое ей дело? Он ведь не ради встречи с ней сюда приехал, так почему бы ей об этом беспокоиться?

Рассказы об этом человеке ее задели. Она тоже начала искать всюду подвох и двойное дно.

Рассердившись на себя за подобные подозрения, Кедвин решительно направилась к воротам кладбища.

…Она шла по дорожке назад, к выходу с кладбища, стараясь ни о чем не думать и чувствуя, как становится тихо и спокойно на душе. Действительно, с чего ей пришло в голову, что она не имеет права искать новой любви? Слишком рано? А разве не она вчера говорила Мишель, что самая лучшая память об ушедших — это сама жизнь?

Глупо было подозревать, что Митос пытается влезть в ее жизнь с какими-то своими целями. Пока что она его не заметила ни взглядом, ни слухом. Если она вернется на автостоянку первой, он может и не узнать, что они были здесь одновременно…

Решив немного задержаться в этом тихом уголке, Кедвин свернула на боковую аллею, чтобы путь до ворот получился длиннее. Эта аллея проходила по дальнему участку кладбища, самому тихому и малолюдному.

Рассеянно глядя по сторонам, Кедвин приметила возле одной из могил знакомую фигуру. Она хотела свернуть в сторону или назад, но опоздала — их с Митосом ауры соприкоснулись, он поднял голову, оглядываясь. Уходить теперь стало совсем неудобно.

— Добрый день, — сказала она, подходя.

— Здравствуй.

Кедвин бросила быстрый взгляд на простое темное надгробие.

«Алекса Бонд. Возлюбленная».

Ни дат, ни цифр…

— Моя жена. Последняя, — тихо сказал Митос, уловив невысказанный вопрос.

Он повернулся и медленно пошел по дорожке прочь, глядя себе под ноги и зябко кутаясь в пальто.

Кедвин внезапно обожгло исходившее от него чувство одиночества и беззащитности, вроде бы никак не совместимое с тем, что она о нем знала. Она догнала его и пошла рядом. Снова почувствовала неловкость — ну какое ее дело? И все-таки не удержалась:

— Это было давно?

— Нет. Она умерла в марте девяносто шестого года.

Затаенная, ставшая привычной боль. Кедвин стало немного страшно — март девяносто шестого! Ее Стивен погиб в марте девяносто пятого. Совпадение? Или знак?

— Вы долго были вместе?

— Пять месяцев.

Кедвин едва не споткнулась.

— Так мало?! Что же случилось?

— Она была больна, уже когда мы встретились. Рак крови. Врачи говорили, что она может прожить еще год, но для этого нужно было все время оставаться под наблюдением, лечиться, проходить проверки…

— А она? — шепотом спросила Кедвин.

— Я предложил ей другое — прожить оставшееся время по-настоящему, не на больничной койке. Она согласилась. Мы отправились в путешествие… Она была счастлива, Кедвин. Пять месяцев вместо года, но она прожила эти пять месяцев так, как хотела… Прожила, не просуществовала. Ей было всего двадцать семь лет.

— И ты связал себя с…

— Умирающей? Ну и что? День, месяц, год, сто лет — какая разница?

— Да, наверно, так.

Некоторое время они молча шли по дорожке.