Понаблюдав за ним, Митос припомнил свои слова: «Нынешний Трибунал слаб…», и отметил про себя, что информация эта устарела.
Он уловил изменившийся тон беседы и подобрался, чувствуя, что скоро и ему придется высказаться. Благо, о чем и как говорить, он подумал заранее.
Младший из судей, тот самый, к которому обратились однажды Карл, обернулся к Митосу:
— А что вы молчите, Митос? Вы же затем и пришли сюда, чтобы высказать свое мнение?
Теперь взгляды всех присутствующих устремились на него. Старейший пожал плечами:
— Вы думаете услышать что-то новое? Но все, что нужно, сказано очень давно и, увы, не мной.
Он выдержал эффектную паузу и произнес с нажимом:
— Кто из вас без греха, пусть первый бросит в него камень.
Наступившую тишину можно было назвать гробовой. В воздухе сгущалось напряжение, и Митос мысленно скрестил пальцы. Они сейчас хором заявят о намерении скрутить ему не в меру умную голову?
— И что это, по-вашему, значит? — натянуто спросил Карл, выразив, похоже, общее мнение.
Митос подался вперед и облокотился на край стола:
— Я скажу вам, что это значит. Знаете, чем те, кого вы называете Отступниками, отличаются от прочих добропорядочных Наблюдателей? Тем, что они высказывают вслух то, о чем остальные предпочитают только думать. Потому и этот конкретный суд — фарс. Потому что в действительности вы судите Шапиро за то, что он оказался смелее вас.
Он обвел взглядом лица сидящих за столом и уловил, что настроение большинства резко изменилось. Никто даже не поднял глаз, не говоря о том, чтобы возразить.
Ядовитое замечание попало точно в цель.
— Так вы что, защищаете его? — удивился Карл.
Воистину, молодость нетерпелива, подумал Митос. И прекрасно, иначе этот разговор грозил бы затянуться.
— О, нет! — Митос вновь откинулся на стуле. — Мне, в общем, все равно. Это ваше внутреннее дело. Но надо быть последовательными, господа. Если наказывать, то наказывать сообразно преступлению. Нельзя карать смертью нарушение каких-то замшелых параграфов и нельзя мило грозить пальчиком совершившему убийство.
— Хорошо звучит, особенно с оглядкой на ваше собственное прошлое, — пробормотал кто-то.
— Что вы знаете о моем прошлом, — бросил Митос. — Мне все равно, какое решение вы примете, но мотивы этого решения мне не безразличны. Ваша организация — реальная сила, с фактом существования которой приходится считаться. И мне не все равно, какими соображениями вы руководствуетесь, когда речь заходит о жизни и смерти. Большая разница — считать вас постоянно потенциальным противником или нет.
Он вздохнул и покачал головой:
— Я прошу прощения, если мои слова показались вам чересчур резкими. Но поймите… Вы в состоянии это понять… Если все останется, как есть сейчас, столкновения будут повторяться снова и снова. Рано или поздно произойдет катастрофа. Она могла произойти уже трижды. Не пора ли остановиться и подумать? Вы можете сделать Шапиро козлом отпущения, в очередной раз свалив на него все беды, казнить его и благополучно забыть. Но скоро появится новый Хортон или Шапиро — и все повторится.
Митос ждал вопросов, их не могло не быть после такого выступления, но все молчали.
Вскоре один вопрос все-таки прозвучал.
— Но почему вы считаете, что все беды идут от нас? Разве негативное отношение к Бессмертным совсем безосновательно?
— Нет, разумеется. — Митос пожевал губу. — Это тоже распространенная точка зрения. Я понимаю ваше желание объяснить все зло нашей нечеловеческой сущностью… Это было бы очень удобным и объяснением, и оправданием — но увы. Наша природа на самом деле двойственна. С одной стороны, мы люди, как и вы. С другой, мы порождения чистой энергии. Так вот, то, что принято называть злом — производная от человеческих страстей. Страха, зависти, ненависти, похоти… Эти качества свойственны живой материи и абсолютно несвойственны чистой энергии. Способность творить и зло, и добро нас со смертными роднит, а не отделяет от них. Но есть и другая сторона. Мы не растим своих детей сами. Будущие Бессмертные растут и воспитываются среди обычных смертных. В них отражается то, что окружает их в юности. Не просто отражается, а усиливается, как в параболическом зеркале. Это тоже наше природное свойство, от которого никуда не уйти… Кто-то со временем оказывается способен освободиться от усвоенного в детстве и решить, кем и каким хочет быть, кто-то нет. Но факт остается фактом: мы — это вы. То, что среди Бессмертных много, выражаясь вашим языком, злодеев, говорит не о нашей злобной природе, а об изнанке жизни вашего общества. И тысячу, и сто, и двадцать лет назад. Подумайте и об этом тоже. Вы, в конце концов, ученые.
Он умолк и снова огляделся. Его слушали внимательно, во взглядах и лицах больше не было и тени агрессии.
Митос улыбнулся:
— Ну что ж, я сказал, в общем, все, что хотел. А потому, позвольте откланяться. Лезть в ваши дела у меня нет ни малейшего желания. Честь имею, господа.
Последние слова он произнес, уже вставая.