— Нет, — качнул головой МакЛауд. — Он назвал способ. Я просто не мог… то есть я не понимаю.
— Что за способ?
МакЛауд, сомневаясь, снова опустил глаза. Но ответил:
— Он сказал, что я должен сдаться, чтобы победить. Но это же нелепо!
— Почему нелепо?
— Потому что я не могу! — гневно выдохнул МакЛауд, вскакивая с кровати. — После того, что случилось… Я даже думать не могу о том, чтобы сдаться этим… этому… Даже если на самом деле это сделает меня сильнее! Я просто не могу! Понимаешь?!
— Вполне понимаю, — сказал Митос, тоже вставая. — Но я на твоем месте не стал бы зацикливаться на единственном способе решить эту задачу.
— Ты хочешь дать мне подсказку? С чего бы вдруг?
— Ты злишься, потому что я не хочу восстанавливать твою защиту. А тебе не приходило в голову, что только моих усилий для этого недостаточно?
МакЛауд застыл. Митос коротко усмехнулся и удалился, не забыв плотно притворить за собой дверь.
МакЛауд подошел к кровати и снова сел.
Как он сам не подумал о таком простом решении?
…Он снова оказался в лабиринте, но теперь у него была другая цель.
Он не стал отыскивать дорогу к «своей» двери, а постарался до мельчайших подробностей припомнить полуразрушенный зал, в который попал, ища способ одолеть Аримана. Он действительно помнил все: и выщербленные стены, и пол, покрытый толстым слоем пыли и каменной крошки, и окна — проломы без намека на стекла или рамы, и сумрачные туннели, примыкавшие к залу. Идя по коридору, он все время держал в памяти эту картину, и не удивился, когда, миновав темный переход, очутился в том самом зале.
Здесь ничего не изменилось. Даже яркий свет так же лился в оконные проемы. Только Демона не было. Вообще не было никого.
МакЛауд постоял, оглядываясь и прислушиваясь.
Нет, зал не пуст. Что-то неощутимое витало в воздухе, ожидая времени, чтобы обрести форму. МакЛауд вздохнул, стараясь не поддаться страху, — сейчас это было главным.
— Где ты? — крикнул он в пустоту. — Покажись!
Воздух впереди сгустился, тень приобрела четкие очертания — и превратилась в Кроноса.
— Какой сюрприз! — протянул Кронос. — Вот не ожидал, что у тебя хватит смелости сюда явиться.
От знакомого липкого ужаса у МакЛауда кружилась голова, но голос не подвел:
— А почему нет? Не хотелось пропустить интересное зрелище.
— Какое? — картинно пожал плечами Кронос. — Кажется, при нашей прошлой встрече зрелищами наслаждались все, кроме тебя. На какое развлечение ты надеешься теперь?
— Хочу посмотреть на твою рожу, когда ты поймешь, что остался с носом.
Кронос перестал улыбаться. Если я ошибся в расчетах, подумалось МакЛауду, мне отсюда не выбраться.
— Ты мой, МакЛауд. Это только вопрос времени. Что бы ни говорил тебе этот шут Грэйсон. Я — это ты. Кто тебя защитит от тебя самого?
— Чего ты хочешь? — спросил МакЛауд. — Если ты — это я, чего тебе еще не хватает?
— Всего, — бросил Кронос. — Или тебя еще никто не просветил?
— Ты не сможешь завладеть ни моей душой, ни моим телом…
— Не слишком ли ты уверен?
— …потому что ты не можешь отнять то, что мне не принадлежит.
Эти слова остановили Кроноса. Он сдвинул брови:
— Что это ты несешь?
МакЛауд усмехнулся и прикрыл глаза. Он ясно представил себе бело-голубую искорку, плывущую впереди него по сумрачным коридорам, и услышал недоуменный возглас Кроноса.
Открыл глаза.
Мягкое белое сияние разлилось в воздухе, заставив Кроноса попятиться.
МакЛауд быстро оглянулся. Пустой каменный зал готов был превратиться в совсем другое помещение.
«Пожелай этого», — эхом отдалось в сознании МакЛауда.
Сообразив, что от него требуется, МакЛауд представил себе каюту на своей барже. Он помнил ее во всех деталях… Но, открыв глаза, едва не ахнул.
Сыграла ли с ним злую шутку его память или что другое, но он стоял посреди комнаты Митоса, той, где встретил его впервые. Совпадало все до мельчайших деталей.
МакЛауд повернулся к Кроносу и демонстративно скрестил руки на груди:
— Ну, что? Хочешь уложить меня на эту кровать?
Кронос в ярости топнул ногой, потом очертания его фигуры потеряли четкость. Через миг его уже не было, и только черный вихрь с ревом унесся прочь в сумрак лабиринта.
МакЛауд постоял, глядя ему вслед, потом, устало шагнул к кровати с серо-голубым покрывалом и сел на край. Абсурдный комизм случившегося дошел до его сознания, и он, неожиданно для самого себя, засмеялся тихонько, потом громче, пока, хохоча уже во все горло, не повалился навзничь на кровать.
И тогда понял, что уже не смеется, а плачет. Он лежал, закрыв глаза, чувствуя, как слезы текут по вискам.
Кровать скрипнула, лица его коснулось горячее дыхание — и чужие губы прильнули к его губам.
От этого поцелуя, нежного и требовательного сразу, голова у него закружилась, мир перевернулся и со стеклянным звоном провалился в темноту.
МакЛауд открыл глаза и сел. Да, он был в своей комнате, на своей кровати. Один. Дотянувшись до лежавших на тумбочке часов, он понял, что ночь почти прошла. Он проспал не меньше пяти часов.