Путь к Цусиме

Это же убеждение должна была разделять и команда, которой 15-го мая овладело какое-то подавленное настроение, состояние полнейшей апатии, вследствие безрезультатности нашей орудийной стрельбы накануне по неприятельским судам. Из ответов инженера Костенко, на ряд вопросов, предложенных прис. пов. Волькенштейном, между прочим выяснилось, что броненосец "Орел" отправился в плавание без предварительных испытаний, хотя еще в Кронштадте обнаружил свою плавательную неблагонадежность, опрокинувшись при каком-то повороте и едва не утонув. Потребовалось две недели для того, чтобы снова поставить броненосец в подобающее ему положение; эти двухнедельные работы однако создали для "Орла" великолепную трюмную команду, которая и спасла броненосец во время продолжительного и трудного плавания. Зато остальная судовая команда была совершенно не подготовлена не только в боевом смысле, но и просто для плавания. Ее пришлось обучать во время пути. В пути же обучали орудийную прислугу стрельбе, которая производилась всего 3 раза и дали очень печальные результаты.

Показаниями кораб. инж. Костенко между прочим установлены следующие факты:

"Крытая броневая палуба у броненосца "Николай І-й" вследствие перегрузки была у ватерлинии, хотя должна была быть на 3 фута над водой; запас пресной воды был взят на него 2100 тонн вместо нормы в 1000 тонн. В палубе этого броненосца было всего 6 переборок; и 2–3 пробоины близ ватерлинии грозили опрокинуть корабль. Перегрузка для него была крайне опасна. Если бы вода зашла в палубу, то судно опрокинулось бы. В носовом отделении броненосец имел уже две пробоины, и положение его считалось весьма серьезным."

"Во время постройки "Орла" Рожественский три раза посетил его, но не осматривал… Рулевой аппарат этого броненосца был в неисправности еще при выходе из Либавы; при неосторожном обращении с ним, когда руль приходилось класть на борт, броненосец легко можно было опрокинуть… Перегрузка на "Орле" была в 1700 тонн. На пробе перед уходом в поход корабль давал 17,6 узлов; в походе шли на 11 узлах; в бою на "Орле" один котел вышел из строя, дымовые трубы были пробиты, особенно кормовые, и ход мог быть у броненосца не более 15 1/2 — 16 узлов. В "Орел" попало 14 мая до 150 больших снарядов, из них 42 были 12-дюймового калибра. В очень короткий промежуток времени с 7 час. до 7 ч. 20 м. в правый борт броненосца попало около пятнадцати штук 12-дюйм. снарядов, из этих попаданий было шесть парных, из чего можно заключить, что Японцы стреляли залпами. В левом борту "Орла" было 30 попаданий за 10 минут; причем около 12 снарядов было 12-дюймовых, а концентрировались они около боевой рубки, которая представляла незначительную защиту, и находившиеся в ней не были укрыты от осколков… Образцы постройки боевых рубок за 20 лет у нас не изменились, хотя нам известны были и лучшие образцы. На "Николае" все 6-д. и 9-д. орудия были поставлены без защиты отдельно по палубе, как ставили их на судах в 80-х годах"…

"Наши суда страдали от перегрузки, а также от типа бронирования. Броня японскими снарядами не разрушалась. На "Орле" броня выдерживала 8-д. снаряды. Единственный случай, где броня была пробита, это — на "Суворове"; да и то возможно предположить, что она была пробита случайно попавшим русским снарядом, а не японским… Главная сила японских снарядов была в том, что, во 1-х, они разрушали наружную часть судна, против чего русские суда были беззащитны, а во 2-х, они давали сильные сотрясения. Разрушительная сила японских снарядов, как и в минах, была одна и та же на расстоянии 15 кабельт. и 70 кабельт.; наши же снаряды были рассчитаны на пробивание бронированных частей известной толщины, на пробивание брони, а живая сила снаряда падает по мере увеличения дистанции".

Сравнивая типы наших броненосцев с японскими, корабельный инженер Костенко сообщил такие данные: