Путь к власти

Миша посмотрел на небо и, увидев на нём нежные, ласковые как любовь, облака, ровно кивнул: «Да. Для такого, к кому она пришла… А вот, кого не тронула, для того она может быть просто грудой камней на душе… Ты ведь знаешь Сашу Ручьёва, моего старого друга?»

— Ручьёв? Которого в майоры повысили в прошлом месяце?

— Да… Которого посмертно… Сначала его старого друга не стало. Ему захотелось умереть… Ну вот теперь его не стало… — Миша хотел было сказать, что «и ему теперь хочется умереть», но не стал; это слабость — делиться со всеми, с кем ни попади, своими камнями в душе. — И такое везде кругом… Война. Ничего не поделаешь… Каждый как только может…

Что-то не то юркнуло в Грише: последние четыре слова, задели маленький нервик в таком месте, какое нельзя потрогать, а только почувствовать: «Каждый как только может за других?»

— Да. За других, Гриш.

— Каждый. Каждый… Каждый… Каждый, но не я! — вскочил он с места и, распахнув руки в сторону, закричал, что было «камней» на душе.

— Можешь покричать, Гриш, если хочешь, но все знают.

— Что знают? — обернулся Листов к сидящему на ступеньках Живенко. — Нет, не знают! Не могут знать!

— Знают. Знают, что ты убежал от чумов, оставив там своих родных. Маму и сестру. Знают, Гриш, знают. Можешь винить себя, но у каждого свои слабости. Бог сделал так, что не все могут терпеть «своё», положенное. Можешь винить Бога, если хочешь. Он создал этот мир… Но лучше сядь и подумай, как лучше победить чумов. — больше было сказать нельзя, больше — просто не выдержать самому.

Гриша подошёл обратно и сел, нет не сел, а, скорее, плюхнулся на лестницу.

— Ты подумай о будущем. — продолжил Миша. — Вот, когда мы победим чумов, как всё будет… Опять Восток-Запад? Да, думаю так… Земля хранит в себе все мысли, весь дух. Ещё по Геродоту характер народов, их менталитет определялся местностью, землёй, на которой они жили… О, знаешь, как всё это различается!

Казалось, ничто не выводило Гришу из его состояния: сидел с упадшими глазами.

— Вот я тут газет почитал старых. Они там, Гриш, за тем углом, целыми стопками валяются… Так вот, там всё…

— Нет, товарищ капитан. — не смотря на командира, сказал Гриша. — Не понять Вам меня… Я ж ведь из-за всех стараюсь помогать им. Стараюсь… А не знаю, даже, есть ли в этом толк… Просто стараюсь и всё.

Миша не до конца понял, что это за тирада, и как следует её понимать. Он лишь видел сейчас рядом с собой человека, который потерялся во всех своих мыслях, и который, видимо, даже не понимает, как ему выйти из этого штопора. Если вообще понимает, что где-то должна быть такая возможность. И всё это в тот момент, когда Мише рядом так нужны верные люди. В такой момент, когда они оказались в штрафниках, с переделом власти во всём Отряде 14 и в такой момент, когда ему просто запрещено облажаться в личной жизни.

— Нет. — подумал Миша. — Может, у меня есть такие расхлябанные подчинённые, но сам ещё в бараний рог сверну все проблемы… Уж если не ради себя, то ради Наташи…

Маша

Небольшой деревянный домик. Просторные поля. Тихая речка. Маша у колодца, одна, но не такая печальная как раньше.

Она долго смотрела на дно, на волны, бьющиеся о стенки воду и всё время видела своего любимого. Так они уже четыре часа глядели друг на друга.

За то время, что Маша жила в этом доме, её живот почти не вырос, но ребёнок… Ребёнок… То, что он там есть, что он расчёт и уже так скоро появится на свет… Это так прекрасно…

Маша снова задумалась над этим словом.

В последнее время ничего по дому делать ей не давали, и оставалось только читать да любоваться природой. А, в целом, и то, и другое. Пастернак, Есенин, Пушкин… леса, озёра, реки, поля, цветы — всё это красиво. Да, именно, красиво… И музыка, и живопись, и скульптура — красиво. И поют, и рисуют, и пишут не хорошо, а красиво. И расцветают поля и цветы и ветер свищет в степи, и Солнце дышит огнём, и Небо плывёт вдалеке — всё это только красиво, и никак по-другому.

Маша поняла это, когда смотрела на Небо, на Небо, высившееся над ней. Облака, серые и голубые. Они такой формы, которую представляет сознание и не проецирует ум, такое можно только увидеть, и только над собой… Может, в этом и есть суть Неба. Напоминать людям о красоте, когда они ничего больше не видят… Были войны, были полководцы. Выиграл этот полководец сотню битв, разрушил сотню городов и взглянул на него, Небо. Онон не стало ниже, не стало покорней, а осталось всё столь же красивым и добрым, сколько крови ни видела пролитой, сколько жизней не видела загубленных… И остановился этот полководец, сказал: «Нет смысла в наших войнах. Нет смысла в наших тёмных сердцах, что покоряли мир, убивая всех. По покорны сами Земле, потому что мы её дети».

— Может, так и не было никогда — подумала Маша, подняв голову вверх, лицом к Небу, — но оно прекрасно… Может, они не проводили десятки лет в шахте и привыкли к Нему… Всё равно это не уменьшает его красоты. Это не пища, которой можно наесться, это бесконечно, как любовь.