Путь к Замку, или Курс лекций о Франце Кафке

Предметы и объекты, которые выхватывает взгляд лирического героя, не являются демоничными или агрессивными сами по себе. Это луна, фонарь, женщина, стоящая на углу улицы, ветка, обломок пружины, кошка. Но они видятся человеку опасными, зловещими, угрожающими: уголок глаза женщины похож на иглу, ветка напоминает герою кости (в английском оригинале – скелет), «обломок ржавой пружины […] притворился, что может ударить». Искаженность восприятия подчеркивается повторением слов «кривой» («twisted»), «кривизна» («the twist»): кривые вещи, кривая игла, кривая ветка, ножа последняя кривизна.

Память подбрасывает с трухой
Ворох кривых

вещей —Кривую ветку на берегу,
Обглоданную до блеска,
Словно ею мир выдает
Тайну своих костей,
Белых и оцепенелых;
Бессильный обломок ржавой пружины,
Который на заводском дворе
Притворился, что может ударить.

The memory throws up high and dry

A crowd of twisted things;
A twisted branch upon the beach
Eaten smooth, and polished
As if the world gave up
The secret of its skeleton,
Stiff and white.
A broken spring in a factory yard,
Rust that clings to the form that the strength has left
Hard and curled and ready to snap.

Лейтмотивный образ стихотворения – луна, висящая над этим мертвым миром, она похожа на старую проститутку с изъеденным оспой лицом, которая «[…] улыбается всем углам / И гладит волосы всем газонам». Лаконичный ряд ассоциативных образов, выстроенных по принципу объективного коррелята, изображает больное полумертвое пространство, лишенное солнечного света, пропитанное запахами пыли, сигарет, одеколона, коктейлей и разложения. Последние многозначительные строчки стихотворения – «готовься жить / ножа последняя кривизна» – ломают его жесткий ритм, обрывают отсчет времени и подвешивают героя между жизнью и смертью:

Фонарь сказал:
«Четыре часа.
Вот номер на двери.
Вот номер на двери.
Память!
У тебя есть ключ.
Пыльной лампочки желтый луч.
Вверх по лестнице.
Кровать раскрыта, зубная щетка висит на стене,
Выставь ботинки за дверь, усни, пока тишина,
Готовься жить».

Ножа последняя кривизна

.

The lamp said,

«Four o’clock,
Here is the number on the door.
Memory!
You have the key,
The little lamp spreads a ring on the stair.
Mount.
The bed is open; the tooth-brush hangs on the wall,
Put your shoes at the door, sleep, prepare for life.»

The last twist

of the knife.

Еще один важный элемент модернистской литературы – обращение к мифу. В основе художественной структуры ключевых текстов этого направления находится тот или иной античный, германо-скандинавский или библейский миф или переплетение мифологических образов и сюжетов. Например, легенда о смерти и воскресении Христа является важным элементом и новеллы Франца Кафки «Превращение» и романа Уильяма Фолкнера «Шум и ярость», на мифе о странствиях Одиссея построен «Улисс» Джеймса Джойса, в основе поэмы Томаса Элиота «Бесплодная земля» и романа Вирджинии Вулф «Миссис Дэллоуэй» лежит мифологема умирающего и воскресающего бога.

Зачем писателям ХХ века обращаться к древним легендам и образам? Для этого необходимо понять, что такое миф. Очень часто люди недоумевают, для чего им, живущим в XXI веке, нужно знать сюжеты сказаний о богах и героях, которые были придуманы много тысяч лет назад. Чтобы объяснить суть мифа, выдающийся филолог-классик Алексей Федорович Лосев в книге «Диалектика мифа» говорит, чем миф не является. Поступим таким же образом.

Миф – это не сказка, потому что когда мы читаем или рассказываем сказку, то мы понимаем ее условность. А миф является для носителя мифологического сознания абсолютной реальностью. Например, эллины знали, какого цвета борода Посейдона и глаза Афины. А во время Марафонской битвы греки видели огромную фигуру Тезея, сражавшегося на их стороне.