Путь к золотым дарам

Царский стол был обильно накрыт всем, чем только богат Боспор. Осетрина и белужина, красная и чёрная икра, хлеб и пирожные из лучшей муки, жареные фазаны, сладкое вино из виноделен Мирмекия и Колхиды... Вместо пиршественных лож стояли обычные стулья. На стенах висело оружие, греческое и варварское, а фрески изображали бой греков с амазонками. Воительницы были здесь представлены не аккуратно причёсанными гречанками в коротких хитонах, а яростными сарматками с распущенными волосами. Многое в этом дворце напоминало о том, что здесь кончается весёлый и уютный эллинский мир и начинается скифский — опасный, кровавый, пугающий и одновременно притягивающий своей загадочностью.

   — Ешьте и пейте, дорогие гости! — обвёл яства рукой Рескупорид. — Самое же лучшее за этим столом то, что наш друг Стратоник ещё ни разу не упрекнул собравшихся здесь в том, что они пируют, когда народ голодает.

   — Я не стану, как философы при дворе кесаря, утверждать, будто как раз при нынешнем царе настал золотой век, — сказал Стратоник. — Но могу заверить: недовольны царём Рескупоридом только воры, мошенники и торговцы людьми.

   — Все они собираются в братстве Бога Высочайшего, и заправляет там Спевсипп. Тот самый, кому ты дал на агоре плетью по рукам, — подмигнул Ардагасту царь Боспора.

   — Удивляюсь, что он до сих пор не в тюрьме и ещё богаче прежнего, — сказал Зореславич.

   — Увы, я могу лишь не пускать его к казне. Этот проходимец нашёл себе покровителей в Риме и при Веспасиане. Ты, Ардагаст, верно, уже убедился, что царь не всегда может делать то, что считает справедливым?

   — Я это понял ещё в Индии...

   — А я — не выезжая отсюда. После смерти отца и Нерона я больше всего хотел отдать трон дяде, Митридату-изгнаннику, которого отец сверг с помощью римлян.

   — Мы, сираки, тогда воевали за Митридата, — вмешалась Косер. — А вот аорсы — против. Это их царь Эвнон выдал его римлянам, — пристально взглянула она на Зореславича.

   — Ты хочешь сказать, царица, что я подручный царь у Фарзоя, великого царя аорсов? Да, это он убил в поединке Эвнона и увёл аорсов на запад, — не смутился росич.

   — Дядя хотел возродить царство Митридата Евпатора, нашего предка, — продолжил Рескупорид. — Он был среди тех, кто сверг Нерона. Но потом дядю втянули в заговор и казнили без суда... Теперь я, Тиберий Юлий Рескупорид — друг кесаря и римского народа, а в храме напротив моего дворца молятся гению[35] лысого Веспасиана.

   — Да, не всегда можно утвердить добро, даже если посвятишь этому всю жизнь, — воздохнул Стратоник. — Есть ли большее зло, чем человеку владеть другим человеком, как скотиной? Однако этого не понимают не только свободные, но и многие рабы. Я с трудом убедил моего раба Сосия стать свободным. Увижу ли я когда-нибудь царя, способного отменить рабство в своём царстве? Не говоря уже о частной собственности, этом источнике всех прочих зол...

Судя по лицу Рескупорида, он уже не раз спорил об этом с философом. И теперь царь Боспора поспешил перевести разговор на другое:

   — Ардагаст, ты ведь ходил этой весной на Парфию вместе с Гоаром, царём аланов. Андак с дружиной явился сюда прямо из похода. Кутил, буянил и хвастал так, словно он, а не ты — царь и величайший герой росов.

   — Пусть заберёт себе славу от такого похода, — махнул рукой Ардагаст. — Нас призвали гирканцы, восставшие против Валарша, великого царя Парфии. Обещали, что нас поддержат и мидяне. Но за Железными Воротами[36] нас никто не ждал. Народ там доволен своим царём Пакором, братом Валарша. Поселяне разбегались от нас в горы и нападали оттуда. Аланы и кавказские горцы принялись жечь, грабить, угонять людей и скотину. То-то было раздолье Андаку с его приятелями! И моя дружина грабила. Так мы и прошли всю Мидию. Взяли много добычи. Видите, какой жемчуг у Добряны на кокошнике? Персидский, из тёплых морей... Я надеялся, что оттуда мы пойдём в Сирию и Палестину, на помощь иудеям. На это рассчитывало Братство Солнца. Ведь Элеазар-медник ещё держался в Масаде. Гоар был согласен. И вдруг... — Царь внезапно замолк и закрыл лицо руками.

Его рассказ продолжил Вышата:

   — Однажды мы решили поглядеть в магической чаше, что творится в Масаде. И увидели: стена проломлена, легионеры не спеша готовятся войти в город, а иудеи... убивают подряд своих жён и детей, а следом — себя. Римлянам достались одни трупы.

   — Зачем они это сделали? — простонал раненым зверем Ардагаст. — Чтобы не стать рабами? Мы, венеды, бились бы до конца, до последнего воина! А дети? Выросли бы в рабстве. Выросли, чтобы восстать и отомстить за отцов! А так — ещё одна жертва Чернобогу! — Он с силой сдавил серебряный кубок, не замечая, как рубиново-красное вино льётся по руке и затекает в рукав.

   — Я бы тоже вырос и отомстил, — тихо, но твёрдо произнёс маленький Савромат.

   — Я знаю иудеев. Они верили только в одного бога — своего Яхве. И решили, что он отступился от них, — сказал Хилиарх.

   — Долг воина — убивать врагов, а не себя и своих близких. Кшатрий и в рабстве остаётся кшатрием, — сурово проговорил Вишвамитра.