Путь кама (СИ)

Когда дверь в жилище захлопнулась, и богослужителя положили на неразобранную с вечера постель, он отвернулся и захрапел. Глава аула, который как раз и был кладбищенским гостем, присел на массивный стол, служившей Велесу рабочим и обеденным местом, и посмотрел в окно.

Разрытые могилы зияли черными дырами, плиты с них были раскиданы по всему кладбищу.

— Где ларцы? — прошептал Хорос, но тут же увидел пару коробов, сложенных друг на друге у стены дальнего сарая.

«Неужто чарип рехнулся?» — неожиданно для себя самого подумал он и тут же отрицательно покачал головой.

«Нетушки. Не мог».

— Вел, голубчик. Пожалуй, надыть молебен устроить, чтоб деймосщина прекратилась. Как думаешь?

Чарип в этот момент ничего не думал, просто боялся пошевелиться. Мокшиния не уходила из его головы и крутилась в коробе, смеясь безгубым ртом. Вдалеке маячил Червь, не в силах сдержать гнусных злопырей. Немного погоня служитель все же очнулся и замычал что-то нечленораздельное, а когда посмотрел на настойчивого жителя Мана, то расплакался.

— Довели душегубы-чертяки. Понимаю… Есть идеюшка одна. Только на корню не руби, послухай. В давнешние времена, коле что худое приключалось, прадеды наши поднимались к озеру Манаса и оставляли там таблички с просьбами, дары. Если мольба от сердца была, то спускался с рассветом Люции исполин в пять каров и подмогал им. Но пришли чарипы и привели своих богов. И запамятовали аульцы о прошлых доблестях великанов. Перестали ходить на гору. Авось, воротить обычай и попросить пришлых найти вертихвоста?

Велес ничего не ответил на предложение старосты. Да тому и не требовалось чье-то мнение. Хорос озвучил мысль и сразу понял — ее надо предварять в жизнь. Неминуемо после ларцов придут новые беды, и они будут затейливей прежних, ведь с людьми может сделаться пострашнее того, что пережили камни и скелеты.

Вечером после возвращения в аул вместе с чарипом, староста надел походную одежду горца, вытащил из комода пергамент, которым его одарили в главной молильне ровно пятнадцать лет назад, и, поцеловав жену на прощание, выдвинулся к озеру Манаса.

Местный люд видел, как глава спешно покидает селение, и вышел ему навстречу.

— Кудайть собрался, песий сын? Что с нашим чарипом? — гневно крикнул старый пастух Ярик и пригрозил овечьей погонялкой. Толпа заволновалась и закивала.

Хорос не хотел пугать аульцев, но растерянность в их глазах и бунтовское настроение заставили сдаться. Селение маленькое и новость о невидимых душегубцах мигом разлетится по домам. Так чего скрывать?

— Неладно на кладбище за Горой. Деймос, видать, завелся. Будем звать иноземцев Манаса, иначе никак.

— А боги-то нам на что? Где Велесовы молитвы? — гаркнула стряпуха-лепешница, поправив фартук на массивной груди.

Хорос пожал плечами и попросил у Ярика трех овец в дар великанам.

— Гляди у меня, не профукай общее добро. Раньше громадам хватало и одного барашка. А чей-то сейчас тройню подавай? — морщинистое лицо пастуха с маленькими глазенками хорька недовольно скривилось.

— Друзья, верьте мне, так надо. Худо-бедно, да справимся, — сказал Хорос и добавил: — Токмо вместе с помощниками.

Толпа немного погудела, так, для приличия, и расступилась. Глава аула побрел мимо них к расщелине, откуда начиналась тропа, и по пути закивал каждому мало-мальски знакомому лицу. Пущай знают, что он, супротив страхам, готов за них отдаться воле чужаков, пущай поминают добрым словом.

Узкая дубленая кожа кацувейки давила невыносимо, дышать было тяжело. Зря он натянул ее после такого большого перерыва. Полнота и возрастные жиры округлили тело, едва дали залезть в старую одежку.

Когда Хорос поднялся и шагнул на заветное плато, силы иссякли вконец. Сняв обувь, он присел на каменный выступ. Привязал ягушек.

— Спасибо Манаса, что даруешь нам свои потоки, — от всей души поблагодарил он озеро, зачерпнул набедренным кувшинчиком ледяную жидкость. Испил.

Сине-зеленые волны весело заиграли бликами ночных светил, журчанием перешептываясь с долгожданным гостем. Из темноты заухал филин. Ни суеты, ни зверья не услышал человек. Все спало, набираясь сил к утренним заботам.

Мужчина улыбнулся, аккуратно вытащил из наплечной сумки пожелтевшую бумагу, расправил. С ее краев полетела застарелая шелуха и опустилась под ноги отмершими листьями клена. Негромко выругавшись на криворуких умельцев, что сделали пергамент таким хрупким, глава подул на остатки и бережно положил их под камень, с которого только что встал.

— Верю тебе, Манаса. Жду помощи, как ждали ее наши предки. Не подведи.

Озеро вновь заколебалось, будто от ветра. И тут же притихло. Из можжевельника на дальнем берегу вспорхнула птица и не спеша полетела за утес. Как только черная точка в небе слилась с ночью, наступило безмолвие.

***

— Па, гляди-ка, какой большой дядька! — завопил сын Хороса, Хори, и указал пальцем в окно на приближающегося гиганта.

Черные сапоги остановились у самого порога лачуги. Раздался тройной стук.

— Ты с Манаса? — крикнул Хорос, подкравшись на цыпочках к двери.

— Да. Вызывали?

— А то!