Собравшись с силами и заметив, что намерение обращено не к ним, стражники, в конце концов, накинулись на врага. Схватили того за плечи и попыталась скрутить. Мар резко вывернул руки, поймал нападавших за камзолы и приподнял на полом, словно безвольных марионеток.
– Филипп, ты и твоя семейка – гнилье. Замарали в грязи светлую душу и требуете, чтобы духи оставили вас в покое? Глупцы!
– Кто? – заикаясь, спросил Филипп. – Да, брось белениться и поставь стражу.
Мар опустил на пол мужчин, и те по приказу господина оперативно ретировались. Повторять не пришлось: как только отдали команду, они ветром шмыгнули за порог и притихли.
– Сестрица.
– Филиппа? – князь побледнел. – Филиппа – чудовище? Она мстит?
– Нет. Мстит тебе иной дух. Нерожденный. Умерший в0 чреве матери сын. Она, видать, простила и с миром ушла в забвение, а вот ребенок… Плод впитал память матери, узнал виновника ее страданий и решил расплатиться. И мстить он решил не тебе, а тому, кто также невинен, и кого ты любишь более всего.
– Дитя от Кожун.
– Да.
– Его надо убить! Послушай, целитель, – Филипп вылез, словно уж, из постели и совершенно ногой дополз на коленях до Мара.
Глаза его бешено завращались, из уголка рта потекла слюна.
– Послушай, родной: убей эту тварину. Все. Бери все, что хочешь, но исполни мою мольбу. Кожун не вынесет. Она этого не заслужила.
Мархи повернулся к оконному проему. Ему было противно смотреть на унижения князя. Голый Филипп не вызывал ни капли сочувствия, скорее наоборот: парень все яснее понимал, кто перед ним. И все больше сопереживал шутхэру. Тому крошечному человечку, из которого повелитель Ласии и старшая княгиня сделали злобного монстра.
Кожун. Да, только жалость к живой и миловидной супруге Филиппа ослабили отвращение и позволили Мару согласно кивнуть.
– Убить не получится. Похитителя детских душ можно усмирить и сделать так, чтобы он принял свою смерть и смерть матери. Сделаю.
Больше терпеть свиноподобного феодала Мархи не желал, поэтому размашистым шагом направился из покоев и спустился в полуподвальное помещение – почерневшую от дыма очага кухню.
За огромным чаном с козьим молоком стояла пышечка повариха и мешала будущий сыр. Сладкий аромат ласийских полей заставил кама закрыть глаза и зарычать самым голодным из имеющихся в запасе голосов. Услышав целителя, повариха радостно запыхтела и принялась с еще большим усилием перемешивать аппетитное варево.
– Полосия, ты сводишь меня с ума, – признался Мар, присаживаясь за деревянный стол с яствами для княжеского обеда. Копченая грудинка пахнула дымком и от запаха свежей зелени закружилась голова.
– Ой, какой же ты хитрец, Марчик. Сладко поешь, когда брюхо пустое, как у волка зимой.
Мар улыбнулся.
– Не у волка, сладкая, а у медведя. Накорми-ка любимчика. И уложи спать. Будущий вечер грядет тяжелее нынешнего.
Полосия с тревогой посмотрела на мужчину, но, промолчав, кивнула. Ей, как дочери городской ведуньи, были знакомы страхи и переживания иноземца. Поэтому уговоров молодца или пространных бесед не потребовалась. Радушная хозяйка княжеской кухни выложила перед ним только что испеченный хлеб и зачерпнула из чана кружку жирного молока.
– Сладости, а не гадости, – пожелала она по-своему, по-ласийски, «приятного аппетита» и вернулась обратно к чану.
Следующий вечер не задался с самого начала. После дневного эля в гордом одиночестве, Мар едва вспомнил нужный ритм бубна и еще с большим трудом его воспроизвел. Бурхан, охранявший вход в Нижний мир, никак не хотел пускать шамана, гневался и даже пару раз укусил Бо за лоснящийся круп.
Спасибо деду Асаю, который показал привратнику фокус с наперстком и пропадающей горошиной и, пока тот размышлял над загадкой, позволил хмельному внуку пройти через туннель.
Звуки бубна прервались, и перед Мархи открылся хвойный лес с мягким мхом и елями, достающими верхушками до небес. Можжевельник, бузина, гигантские папоротники скрывали едва уловимые тропки, пути к отступлению. Кусты малины и дикой розы скрепляли пространство упругими ветками, окутанными шипами.
Пройти сквозь дебри было невозможно. Осмелиться на экспедицию не рискнул бы даже Хад, у которого, как раз на такой случай, по всем карманам располагались обереги и миниатюрные мачете.
– Как найти шутхэр? – задал Мар вопрос зеленому королевству, не особо надеясь на ответ, но почти мгновенно заметил, как листья папоротника затряслись и начали подниматься. Малина спрятала иглы, свернулась в кокон.
– Смотри на следы, – шепнул дед.
– Волки, – кивнул кам и осторожно переступил через корни деревьев.
Мир растений, животных, людей и даже камней был для шамана единым целым. Крошечные осколки из существ и предметов сливались в одну общую картину, мозаику. Вселенную. В ней не существовало иерархии, не было чего-то более божественного или менее. Частица божества пряталась во всем, пряталась до той поры, пока ни приходил аватар, и ни открывал себя этой частице. А она, вслед за бахши, ни открывалась всему остальному.
Беречь сущее и невидимое, быть нейтральным, справедливым – вот чему учили Мархи. И вот чего жаждал он сам.