Путь кама

– Что за хохот я слышал в спальне? Что тебя повеселило, амагят?

Зазвучал низкий до хрипотцы голос воина:

– Неужто не догадался? Княгиня-мать добилась своего: после смерти бездетного Самыла ханом Умбрии станет Филипп. А где соперники? Правильно, их нет. Как нет девочки, которая смогла бы своей жизнью и жизнью мальца очернить идеального правителя.

– Ты не совсем прав, Улуни.

Сняв маску и расстегнув узкий ворот рубахи, молодой мужчина перепрыгнул через разрушенную стену храма, вытащил из котомки за спиной длинную, набитую табаком трубку и принялся раскуривать траву, подаренную Безымом.

– В чем?

– Не ханом станет Филипп, а императором.

На следующее утро Мархи вылез из-под груды камней, в которую превратилась некогда величавая храмовая апсида, и решил прогуляться по окраине столицы. Голод – не тетка. Есть хотелось по-зверски, а с златыми князя он мог себе позволить не только кукурузную лепеху и козий сыр, но и вещи куда более изысканные.

– Брать морского окуня в речном княжестве – не лучшая идея, г-сударь.

– Мархи, – напомнил Мар свое имя миниатюрной блондинке и улыбнулся. – Что посоветуешь?

– Только что запеченную утку и кружку пенистой медушки.

– Сойдет.

Блондинка с напускной укоризной покачала головой и указала на лачугу в конце улочки.

– Туда.

Они пошли.

– Твоя? – поинтересовался шаман на полпути.

– Моя. Родненькая. А ты откуда? Где твоя хибарка?

– У меня нет дома, – признался Мархи, но увидев сочувствие в серо-зеленых глазах Амбросии, решил подмигнуть собеседнице, чтобы та не волновалась понапрасну (парню казалось, что бездомье – глупость, которая бередит душу только ему, а хорошеньким девушкам волноваться не обязательно). – Я живу в одном шатре с десятком целителей из моей деревни.

Амбросия остановилась и открыла от удивления рот.

– Жуть какая! Бедненький, г-сударь.

– Отстань, противная. Все хорошо. Лучше накорми ужином и расскажи, что с княгиней и останками Филиппы.

Девушка рассмеялась и кивнула.

В хижине, где она обитала, оказалось тепло и уютно. Отчего Мару несказанно полегчало, а напряженные мышцы расслабились.

На подоконниках, столе и лавках домишки были разложены кружевные салфетки. В левом углу располагались побеленная печь и высокие стопки фарфоровой посуды.

– Откуда такое роскошество?

Амбросия, покраснев, взяла пиалу и протянула Мару.

– Видишь трещину? Княгиня приказывает старье выбрасывать в помойную яму, а мне жалко. Собираю, отмываю и задешево продаю беднякам. Все лучше, чем есть с листьев лопуха или вовсе с земли.

Удивленный благоразумием служанки, Мар с интересом оглядел новую знакомую.

Маленькая, щуплая, с тонкими чертами лица и светлой, словно фарфоровой, кожей она теперь показалась ему очень привлекательной. Куда интересней, чем сутки назад, когда бегала по усадьбе в красном чепце и в маске благонравной дамы.

– Оставайся со мной, Мархи, – вдруг попросила Амбросия.

Мар попытался сглотнуть, но горло пересохло настолько, что напомнило пустыню в засушливый период.

– Прости, не могу, – почти шепотом произнес он и потупил взор.

– Понимаю. Ты нужен людям, да?

Шаман кивнул. В черных раскосых глазах застыла тоска и воспоминание о чем-то давно утерянном, неимоверно далеком. О семье.

– Не будем об этом. Садись. Сейчас принесу утку, и мы на славу поужинаем жирненьким мясцом.

– Спасибо, – расслабился гость и перевел тему: – Что с Филиппой? Амбросия открыла чугунную дверцу. Запах приправленного со специями мяса поплыл по комнатушке, буквально сшибая с ног.

– Княжну нашли вчера с началом сумерек. Сегодня планируют захоронить. Кожун приказала всей челяди молиться за упокой души золовки, а после собрать ее собственные вещи. Уезжает в столицу.

– А Филипп?

– Его княгиня с собой не берет. Сказала, что при родах не хочет видеть мужниного лица, а после них он ей подавно не нужен. И почему так… Кто ж их, княжат, разберет.

8. Аллегория правосудия

Деймос и Фобос медленно поднимались из-за утесов, разливаясь по планете Трио ржаво-коричневыми волнами света. На вершинах скал, которыми была покрыта древняя земля, красовались могучие шапки льда и снежного наста. Скрип, стон раздавался повсюду. Это планета трещала мерзлотой, остывая после жаркого дня. С каждым метром, уходящим в низины пологих или, наоборот, отрывистых склонов горы превращались в зеленые поляны, в густые заросли кустарника и реликтовых пихт. По впадинам разливались зеленовато-бурые речушки, кое-где ближе к поселениям людей красовались резными изгородями огородцы и фермы.

Куда бы вы ни пошли, какое селение на Трио ни посетили, на приступах к нему вас бы встретило кладбище. Средоточие почитания и уважения к предкам, оно внушило бы трепет и заставило задуматься о бренности маленькой, никчемной человеческой жизни.

И здесь в скромном ауле Мана история повторилась бы. С одной оговоркой. Места для живых было так мало, что мертвым его не хватило, и погост организовали на противоположной стороне горы.