Теперь этот участок лабиринта выглядел совершенно неприметно. Только вдалеке трепетала от ветра выцветшая красная тряпка, словно прощальный взмах руки, долетевший из древности.
Еще через пару дней и три развилки, которые Кан оставил позади, он понял, что скоро снова увидит людей. По лабиринту тянулся непривычный запах, все чаще попадались брошенные вещи, следы сапог или копыт. Впереди поселение оседлых, и довольно крупное.
Оседлые – обитатели лабиринта, предпочитающие всю жизнь находиться на одном месте. Они выбирали особенно крупные перекрестки, а затем селились в стенах, выкапывая там свои жилища. Племена оседлых редко сообщались друг с другом, просто потому, что никто из них не отваживался на дальние путешествия. А потому они медленно вырождались от многолетнего смешения крови. От вымирания их спасало семя странников. Каждый раз, когда в их селениях появлялся странник, он вносил свою лепту в разнообразие генов оседлых. Для этого, а также для пополнения своих запасов пластика, шкур животных, металла и других вещиц, что странники находили в лабиринте, они и селились на перекрестках дорог.
Заслышав вдалеке размеренный гул голосов, стук топоров и мотыг, Кан остановился. За поворотом или чуть дальше он встретит часовых. Он присел на краешек ноши, снял сапог, вытряхнул налетевшую внутрь землю, затем проделал то же самое со вторым сапогом.
– Наконец, выменяешь себе новые сапоги, – устало произнес странник, разглядывая почерневшие от земли ноги.
Кан мысленно окинул вещи, что тащил за собой в ноше, смекая, что он сможет отдать взамен обновок. Мысли его дернулись и остановились, когда забрезжил соблазн получить все даром – надо только остаться достаточно надолго, чтобы одна или несколько женщин племени понесли от него. Этот соблазн Кан отмел почти сразу, не дав подчинить волю, размягчить намерение как можно быстрее покинуть оседлых и вернуться в лабиринт.
Кан надел сапоги, и двинулся дальше. За поворотом действительно показались люди, но то были не часовые.
– Эй, приятель!
Кан поднял голову. Сверху на веревке спускался молодой мужчина с вязанкой длинной зеленой травы за спиной. Ногами он уперся в стену у самой вершины лабиринта, а руками перебирал по тугой плетеной веревке. От этого зрелища внутри что-то оборвалось, а затем подпрыгнуло и встало на место. Вскормленный матерью страх вершины лабиринта пронизывал его до костей.
– Эй! – мужчина улыбался, стараясь не сводить глаз со странника. – Эй, подожди, не уходи!
Кан не ушел.
Мужчина ловко опустился на дно лабиринта, заковылял к нему, забавно переставляя ноги. Когда он оказался рядом, Кан увидел, что правая нога от колена и ниже сделана из дерева. Спина незнакомца изгибалась вбок, а сам он чуть клонился вперед, словно позади набирал вес небольшой горб. Ноги (по крайней мере их здоровые части) были тощими, слабыми, а вот руки и торс – достаточно массивными. На его лице искрилась мелкозубая улыбка, похожая на ухмылку сумасшедшего. Нос, глаза, уши – все было каким-то миниатюрным, а может, они только казались такими на крупной голове.
– Эй, – мужчина махнул, подойдя почти вплотную. – Ты же странник, верно? – он посмотрел на повозку Кана. – Давно вы через наше селение не проходили. Мы уж подумали, вымерли все, ну или, ты знаешь, вышли из этого проклятого лабиринта.
Он коротко усмехнулся, от чего его грудь и плечи подпрыгнули и опали.
– Пойдем со мной, странник, – голос его чуть скрипел, как несмазанные колеса ноши. – Пойдем!
Мужчина уже повернулся, чтобы уйти, и даже сделал несколько шагов, но сразу остановился и посмотрел на Кана. Улыбка его стала напряженной, испуганной.
– Пойдем, – повторил он, – у меня есть еда и женщины. Три жены! Семь Дорог – большое поселение, тебе понравится.
Кан с первого взгляда понял, что этот человек занимает высокое положение в своем поселении. У оседлых была странная традиция, восхвалять уродства, словно это дар божий. И чем больше изъянов один из них получил при рождении, тем более высокое положение он занимал в иерархии. Физически здоровых больше использовали для спаривания и грязной работы. Их детей забирали, а им самим давали достаточно еды и отправляли обратно на окраину. Многие из них намеренно калечили себя, чтобы выбиться в люди, но все равно оставались людьми второго сорта (не третьего, и на том спасибо).
У этого мужчины проблем с изъянами не было. Скорее всего, раз уж у него три жены и вдоволь пищи, его уродства достались ему по наследству.
– Ну не стой ты, как столб, – забеспокоился мужчина. Он озирался – как-бы соплеменники не заметили и не перехватили странника, ведь он должен осеменить его жен первыми. Считалось, что от странников рождались сильные и выносливые дети, пусть и с уродствами, что доставались от матери. – Идем, тебе у меня понравится!
– Я здесь ненадолго, – сухо ответил Кан, двинувшись с места. Колеса повозки скрипнули и застучали по мелким камешкам. – Мне нужно выменять новые сапоги.
Лицо мужчины помрачнело.
– Зачем менять? У меня сколько хочешь сапог!
Кан невольно глянул на его деревянную ногу.