Каладин велел одному из мостовиков прижать повязку ко лбу Гадоля, чтобы остановить малое кровотечение – важна любая мелочь, – и быстро осмотрел раненый бок, как учил отец. Вскоре вернулся Данни с ножом. Но у Нарма не ладилось с огнем. Он ругался, снова и снова ударяя кремнем по кресалу.
У Гадоля начались конвульсии. Каладин прижал повязку к ране, чувствуя себя беспомощным. Нельзя наложить жгут на такую рану.
Гадоль сплюнул кровью, закашлялся и прошипел, бешено вращая глазами:
– Землю разрушают они! Желают ее, но во гневе своем уничтожат. Как завистливый муж, что сжигает богатства, лишь бы не достались врагам! Они идут!
Потом судорожно вздохнул и замер, уставившись мертвыми глазами в небо; по его щеке потекла струйка кровавой слюны. Его последние пугающие слова будто повисли в воздухе. Неподалеку сражались и кричали солдаты, но мостовики хранили молчание.
Каладин отпрянул, оглушенный болью потери. Его отец всегда говорил, что со временем чувствительность притупится.
В этом Лирин ошибся.
Он так устал. Камень и Тефт спешили обратно к расселине, неся кого-то третьего.
«Не принесли бы они труп, – сказал себе Каладин. – Думай о тех, кому можно помочь».
– Поддерживай огонь! – крикнул он, ткнув пальцем в Нарма. – Не дай ему погаснуть! Кто-нибудь, нагрейте нож в пламени.
Нарм подпрыгнул, словно только заметил, что у него все-таки получилось разжечь маленький огонек. Каладин отвернулся от мертвого Гадоля и освободил место для Камня и Тефта. Они положили на землю покрытого кровью Лейтена. Тот едва дышал, в нем торчали две стрелы – одна из плеча, другая из предплечья второй руки. Третья задела живот, и от движения порез расширился. Похоже, на ногу ему наступила лошадь: в глубокой ране виднелась сломанная кость.
– Остальные трое мертвы, – сообщил Тефт. – И этот, считай, мертв. Мы почти ничего не можем сделать. Но ты сказал принести его, так что…
Каладин тотчас же опустился на колени, действуя аккуратно и со знанием дела. Он приложил бинт к боку Лейтена, прижал коленом, потом быстро наложил жгут на ногу, приказав одному из мостовиков поднять ее повыше и держать крепко.
– Дайте нож! – заорал молодой мостовик, спешно накладывая жгут на руку. Сначала надо остановить кровь; о том, как спасти конечность, он подумает после.
Юный Данни кинулся к нему с горячим ножом. Каладин поднял бинт и быстро прижег рану. Лейтен был без сознания и дышал все реже.
– Ты не умрешь, – пробормотал Каладин. – Ты не умрешь!
Парень работал не задумываясь: руки сами знали, что делать. На мгновение он как будто вернулся в хирургическую комнату отца и услышал его вдумчивые инструкции. Вырезал стрелу из предплечья Лейтена, но не тронул ту, что застряла в плече, и велел снова нагреть нож.
Пит наконец-то вернулся с водяным пузырем. Каладин схватил его и использовал воду, чтобы промыть рану на ноге – самую нехорошую, поскольку ее причиной стало сдавление. Когда ему вернули нож, Каладин вытащил стрелу из плеча и прижег рану как смог, после чего наложил повязку, используя быстро иссякающий запас бинтов.
Он соорудил лубки из двух стрел – больше ничего не нашлось. Скривившись, прижег и эту рану. Ему претило оставлять так много шрамов, но нельзя допустить дальнейшей потери крови. Требовался антисептик. Как скоро он сможет достать ту слизь?
– Не смей умирать! – сказал Каладин, едва замечая, что говорит вслух. Он быстро перевязал рану на ноге, потом использовал иглу и нить, чтобы зашить рану на предплечье. Перевязал и ее, затем ослабил жгут.
Наконец он подался назад, глядя на раненого и чувствуя полное изнеможение. Лейтен еще дышал. Надолго ли его хватит? Шансов почти нет.
Мостовики стояли или сидели вокруг Каладина, и от них исходило странное благоговение. Тот же устало передвинулся к Хобберу и осмотрел рану на его ноге. Прижигания не требовалось. Каладин ее промыл, вытащил несколько щепок и зашил. Вокруг раненого было полным-полно спренов боли, похожих на оранжевые ручки, тянущиеся из земли.
Каладин отрезал самую чистую часть бинта, которым он перевязывал Гадоля, и обмотал ногу Хоббера. Отвратительно, что бинт грязный, но другого нет. Потом он вправил Даббиду руку и соорудил лубки из стрел, которые принесли другие мостовики, связав их рубахой самого Даббида. После откинулся на камень и вздохнул тяжело и устало.
Позади раздавался звон металла и крики солдат. Он безумно устал. Даже глаза не мог закрыть от усталости. Хотелось просто сидеть и пялиться в землю целую вечность.
Рядом присел Тефт. Седой мостовик держал водяной пузырь, в котором еще оставалось немного жидкости:
– Пей, парень. Тебе это нужно.
– Надо промыть раны остальных, – отрешенно проговорил Каладин. – У них ссадины… я видел несколько порезов… и они должны…
– Пей, – настойчиво повторил Тефт надтреснутым голосом.
Каладин поколебался, потом выпил воду. Она была очень горькой, как и растение, из которого выдрали водяной пузырь.
– Где ты выучился так лечить? – спросил Тефт.
Несколько ближайших мостовиков навострили уши в ожидании ответа.
– Я не всегда был рабом, – прошептал Каладин.