Путь кшари. Дорога энэ

Мэтт встал, подошел к дереву и, ухватив девчонку за талию, легко забросил ее на ветку. А потом подпрыгнул, уцепился за соседнюю и подтянулся, удивившись, что, похоже, начал привыкать к гравитации: вначале он не то, что подтянуться не мог, ходил с трудом, а сейчас нормально.

Чуть выше ствол раздваивался, образуя ровную площадку посередине – как раз два человека встанут. Мэтт забрался на площадку и протянул руку.

– Давай. И кстати, а зачем мы сюда лезем?

– Тише ты, – зашипела девчонка, – не спугни. И сюда я лезу, а не ты.

– Ага…

Девчонка протиснулась мимо него и, совершенно наплевав на обрыв под ними, высунулась в щель между стволами. Мэтт торопливо схватил ее за пояс: чокнутая какая-то, сейчас же навернется.

– Смотри.

Мэтт тоже высунулся, продолжая одной рукой держать жрицу, а второй ухватившись за ветку.

Внизу на скальном выступе было гнездо. Три дракончика ушу23 топорщили лимонные гребни, смешно разевая рты и недовольно хлопая короткими крыльями.

– То есть… мы ради гнезда лезли?

– Ага, – подтвердила жрица, – его от Храма видно, но плохо. Я давно хотела залезть.

– Сумасошлатая,– резюмировал Мэтт, – а если свалишься? Или их мамаша прилетит?

– Не прилетит, она до вечера в сельве охотиться будет, – жрица сунула руку в пояс и вытащила лепешку. – Интересно, поймают?

Мэтт пожал плечами, его больше интересовало, выдержит ли ветка, за которую он держится.

Девчонка оторвала кусок лепешки и бросила вниз. Лепешка, плавно спланировав, послушно легла рядом с гнездом. Птенцы ее даже не заметили.

– Дай мне, ты сейчас точно свалишься.

Мэтт дернул девчонку за пояс, затаскивая обратно, и отобрал лепешку. Отломил кусок, помял между пальцами, скатывая шарик, прицелился и бросил. Удачно. Самый борзый птенец подпрыгнул, распахнул рот и схватил мякиш, умудрившись крылом отпихнуть не такого расторопного собрата.

– Ух ты! А еще так можешь?

– Могу, – подтвердил Мэтт и откусил от лепешки. – Жрать хочу. А еще у тебя нет?

– Нет!

– Жалко. – Мэтт скатал второй шарик. – Как тебя зовут, аштэ?

– Мара.

– Мэтью… – Мэтт прицелился. – Можно просто Мэтт.

– Ты энэ, – дернула плечом Мара, – вам нельзя иметь имя.

На этот раз повезло другому птенцу. Мэтт усмехнулся, глядя, как возмущаются два других, и спокойно заметил:

– А тебе еще вниз спускаться.

Жрица недовольно засопела, но оспаривать сей факт не стала. Да, с ней точно проще, чем с кшари, хотя гонору у малявки не меньше, чем у крылатых.

Лепешка закончилась быстро. Мэтт забросил в рот оставшиеся крошки и посмотрел на жрицу: что дальше? Мара вдруг ткнула пальцем куда-то в сторону.

– Смотри! Здорово летят, правда?

Мэтт посмотрел и скривился. Давно их не видел, да. Почти соскучился.

– Я им завидую, – с детской непосредственностью призналась жрица. – Если бы я родилась мальчишкой, то Великие наверняка выбрали бы меня в стражи. Не повезло. Аштэ быть скучно…

– Тебе сколько лет? – удивился Мэтт.

– Скоро тринадцать, – нахмурилась Мара, – а что?

– Не, ничего. А тебя не напрягает, что они тупые убийцы?

– Они стражи! – возмущения в голосе жрицы хватило бы на троих и еще бы осталось. – Они нас защищают! Не смей их оскорблять, энэ!

– Зашибись, они защищают! Уроды крылатые!

В грудь Мэтту уперся палец.

– Закрой свой рот, энэ! Ты никогда не станешь таким, как они! Ты дикий!

Мэтт осторожно отодвинул жрицу в сторону, схватился за другую ветку, качнулся, повиснув на руках, и спрыгнул на землю.

– Сама слезешь.

Развернулся и, не оглядываясь, пошел по тропе вниз.

Дошел до груши, посмотрел на пустую корзину, выругался и пошел обратно.

Жрица лежала животом на ветке, пытаясь сползти пониже. Получалось у нее это плохо.

– Прыгай, малая. Поймаю.

***

Норму до вечера Мэтт собрать не успел, но надсмотрщик то ли не заметил, то ли решил не связываться лишний раз с наглым рабом. Так что свой ужин Мэтт все-таки получил.

Местный поселок почти не отличался от того, что был рядом с рудниками. Те же деревья-дома, душ на улице, комнаты-клетки. Единственное, в этом поселке жили еще и женщины. Их барак стоял чуть дальше мужского, но запрета на общение не было, и результаты этого общения бегали во дворе, хотя Мэтт искренне не понимал, как можно в кого-то влюбляться да еще рожать детей, когда ты раб. Точно – амебы.

В столовой разделение на женскую и мужскую части было, но тоже условное: большой зал делил на две неравные половины то ли длинный низкий стол, то ли широкая скамья, работающая еще и как раздаточная лента. Мэтт купнул шарик риса в сладковато-перечной подливке и забросил его в рот. Большинство рабов уже закончили ужин и сейчас толпились у того самого столика-скамейки, на который выставили маленькие, выдолбленные изнутри тыковки, плотно заткнутые спрессованной травяной пробкой. Вино рабам давали по большим праздникам, зато настойку из вываренных, а потом еще основательно выдержанных листьев боргара не жалели. Спирта в ней не было вовсе, но голова после нее была пустая и звонкая, с редкими глупыми мыслями. Да еще тошнить начинало.

Мэтт встал и, жуя на ходу лепешку, подошел к столпившимся у стола с десертом мужикам.

– Говорю вам, в форме были. Их к Храму Ашера отволокли.