В обед того же дня кнесса направилась в деревню. Ее сопровождали три мага и один солдат. Вокруг замка в пешей доступности было три селения. Если честно, ей казалось, что послать туда лекаря и травника уже достаточно, но все тот же Волгин намекнул, что лучше бы она выходила к людям сама. Чтобы все понимали, от чьего имени, так сказать…
«Эх, политика!» — вздохнула Лина, натянула свое новое платье, и уселась в телегу, приготовленную магам.
Волгин был прав. Люди шли именно к ней. Улыбались, кланялись, пытались коснуться руки или колена. Многим лекарь был и не нужен. Нужно было увидеть кнессу.
Лину тяготила роль символа. Она совершенно не знала, что надо людям говорить, как улыбаться и, что главное, кого приблизить, а кого спровадить. Она чуть было не уступила просьбе местного жреца зарядить ему десяток бытовых амулетов с заклятием исчезновения.
— Это ему на год? Или он для всей деревни? — тихо спросил Лину маг, чуть лучше понимающий, что происходит.
Лина поймала взгляд колдуна, прямо посмотрела на жреца…
— Каждому только два бытовых амулета на заклятие огня, — громко объявила она. — Сила магов нужна для более важных дел, — и уже тише: — Уборку и сами сделают.
Пришедший с ней бытовой кивнул, одобряя ее решение, и принялся за работу.
Люди шли и шли. Весь этот поток слился для кнессы в единую серо-черную массу. Она уже задумалась, не потому ли в ее мире простолюдинов высокомерно звали чернью, как вдруг в этой толпе промелькнула совершенно необычная для этих мест ярко-рыжая шевелюра. Лина отвлеклась от просящего и подозвала к себе женщину с девочкой.
— Девочка, рыженькая! — Лина поманила рукой. — Подойди!
— Ах, кнесса! — Женщина упала перед ней на колени, силком опуская и ребенка. — А я говорила, говорила, не плачь, что рыжая.
— В моих местах рыжих считают счастливыми, — улыбнулась Лина обворожительной улыбкой. — Вы с чем пришли?
— Я ни с чем! — Женщина закрутила головой. — Я спасибо сказать! Только спасибо! Вам и вашему лекарю.
— Так вот он, — Лина жестом указала на работавшего в толпе лекаря, — скажите.
— Нет, не этот!
— Не этот?
— Нет. Другой. Молодой. У него волосы, как у моей Тенки. — Женщина опять дернула за рукав девчушку, которая, казалось, пыталась втянуть голову в плечи и стать невидимой. — Рыжий!
— Рыжий? Молодой?
— Да! Он помог нам очень! Вылечил мою Теночку, мне отвар готовил, еду приносит… — Увидев округлившиеся глаза Лины, женщина зачастила: — Я к вам в замок приходила, говорю, давайте работать буду, а мне не дали. А я просто вот… В благодарность, так сказать…
Лина чуть приподняла руку, жестом останавливая этот поток излияний:
— Я поняла, о ком вы говорите, я обязательно ему передам! В замке действительно сейчас работать не надо. Там много рук. — Лина опять улыбнулась. — У вас очаровательная дочь.
— Внучка, — поправила ее говорящая.
— Внучка, — поддакнула Лина. — Я все передам вашему знакомому магу. Будет нужна еда — приходите.
Женщина засияла и кинулась к рукам кнессы. Лина улыбнулась, стиснув зубы, и позволила себя целовать.
***
Весна в этом году была прекрасна. В долинах было уже совсем тепло и хотелось путешествовать неспешной рысью, открыв лицо приятному ветру, рассматривать нежные краски проснувшейся жизни, слушать возвращавшихся с юга птиц. Хотелось снять шляпу, распустить волосы, перекрикиваться со своими спутниками и хохотать от их простых шуток.
Кнессы Гессман и Деймур с головой были укутаны в плотные темные платки. От скорости отказались в пользу безопасности: ехали в закрытой карете. Выбирал ее кнест Деймур: самую прочную, самую неброскую. Сами путники тоже были одеты очень просто. Никаких ярких тканей, никаких украшений. Их можно было принять за простых горожан: практичных, в меру скупых, в меру разумных.
Богатство купца могли бы выдать полтора десятка мужчин, что ехали вокруг военным строем, но кое-кто из них переоделся в платье извозчика, кто-то надел китель городских стражей. В общем, было похоже, что эти доблестные мужи не охраняют карету, а скорее, просто едут вместе. Всем было ясно, что это вопрос безопасности.
— Почему тормозим? — Одна из женщин выглянула в узкое дверное окошечко, аккуратно высунув нос.
— Люди на дороге. — Кнест Деймур предпочитал держаться верхом. Очень неуютно он себя чувствовал в карете.
Кнест Гессман, напротив же, верхом сидел плохо и, заботясь, конечно же, о скорости, сопровождал дам. Он тоже выглянул.
— Люди? Стоят? Идут?
— Стоят, — раздосадованно ответил Деймур.
— Не таятся? — Купец скрылся за занавеской и буркнул себе под нос: — Плохо.
— Почему плохо? — Это кнесса Деймур не понимала общей озабоченности.
— Потому что разбойники бы затаились, — ответила ей сестра.
— Ну так, значит, не разбойники, — с надеждой в голосе сделала вывод младшая из сестер.
— Не разбойники, — подтвердил купец, — и не путники.
— Почему не путники?
— Путники бы шли. А для отдыха с дороги бы сошли, — объяснял ей кнест Гессман.
— Кто же они тогда? — В голосе кнессы Деймур явно слышалось волнение.
Гессманы молчали. Смотрели на молодую красивую девушку скорбным, почти трагическим взглядом и молчали.