Путь Лоботряса (СИ)

В самом начале я писал, что в первый раз в своей студенческой жизни мы отправлялись куда-то все вместе целым потоком. И даже двумя потоками. Оказалось, что это иллюзия. Не способствовала картошка ни контактам, ни общению. Более того, с девчатами из своей же группы, жившими в другом бараке, мы виделись издалека, а заглянули в их комнату на огонек лишь однажды, и то мимоходом. Правда, и встречены были соответственно. Меня, например, Рая Зубцова просто и без прикрас назвала дураком. Что уж говорить про другие группы или другие мероприятия? Попробовали, было, посетить компанией кино в местном клубе (шли разговоры, что пустят бесплатно), так вытолкали в шею.

Нет. Тесный мирок отдельной комнаты, отдельной "бригады". Днем поле или КСП, вечером домино. Либо сон с утра до обеда, и работа до вечера.

В общем, всё как всегда, и так дальше, дальше - до самого диплома.

Раздел 6. Синенький скромный дипломчик

Все пять лет, пока я учился в МИХМе, мои знакомые и полузнакомые интересовались - а какая же всё-таки у меня специальность. Отвечать было тяжело, поскольку ответ ожидался в одно слово, но не помещался даже и в два-три. А моя мама, когда ее однажды спросили, на кого учится ее сын, помолчав раздумчиво, брякнула - "на котельщика".

И такое смутное представление тоже было неспроста, оно коренилось на вполне осязаемых причинах.

Когда мы начинали учёбу, наша учебная группа относилась к Органическому факультету. Точнее, он назывался "Механический факультет органических производств". К пятому курсу механические специальности Органического и Неорганического факультетов объединили. Факультет стал просто Механическим. Похожим манером изменилась надпись и на профилирующей кафедре. Правда, тут не производилось никакой реорганизации. Просто Дмитрий Дмитриевич Зыков передал заведование кафедрой Виктору Павловичу Майкову.

Профессор Майков поменял название. И "Машины и аппараты по переработке топлив" превратились в Кафедру нефтехимической техники. Допускаю, что Дмитрий Дмитриевич испытал при этом некоторое огорчение, но мне, как и большинству моих одногрупников, новое название казалось более звучным, более выразительным, короче - более современным.

Сам профессор Зыков продолжал работать на кафедре. Дважды, на первом и на пятом курсах мы выслушали от него бажовскую притчу о Тимохе Малоручко. С одним уточнением. Снисходя к возможной необразованности студентов, Дмитрий Дмитриевич называл самоуверенного Тимоху общеизвестным именем Данилы Мастера. Но сути сказа он не менял - перепробовав множество профессий, Тимоха, наконец, стал углежогом. Имелось в виду - как и вы все, ныне здесь присутствующие. Вот оно, исконное имя вашей профессии.

Помнится, я тогда пробормотал себе под нос подлинное прозвание бажовского героя, но вслух лезть с замечанием не посмел. В первый раз слишком был велик мой восторг от осознания себя студентом, и хотелось видеть вокруг только хорошее и доброе. Во второй - не поднялась рука перебивать почтенного профессора, который казался мне несправедливо обойденным. Впрочем, такое представление продержалось лишь до первой лекции Майкова.

Я уже говорил, что к пятому курсу все мы, волей-неволей прошли безжалостную школу зачетов, защит и экзаменов, и к изучению спецпредмета подошли готовенькими. Каждый, если не думал, то ощущал, что теперь-то нас трудно чем-либо поразить. И особенно не ждали никаких сюрпризов от Майкова, который совсем не блистал представительной внешностью. Никто бы со стороны не сказал, что это профессор, скорее рядовой механик, или даже лаборант.

* Вообще говоря, будучи студентами, мы всех, кто попадался нам на глаза в институте, относили именно к лаборантам. Разумеется, за исключением преподавателей, явного начальства и разных уборщиц и библиотекарей. И стало мне известно значительно позже, что практически вся эта малословная публика как минимум инженеры НИСа, а то и научные сотрудники с кандидатскими корочками.*

Первую лекцию Майков начал с длинного предисловия, но не из области легенд и сказов, а с принципов подхода к научным теориям и сущности познания. Вся похожая философия так или иначе нам уже была шапочно знакома, единственно, Виктор Павлович часто вворачивал новое словечко "парадигма", заменяя им понятия - подход, принцип. Чувствовалось, что он очень любит это слово. Но пожалуй его подход к вопросу действительно заслуживал такого особенного отличительного поименования.

Мы уже к тому времени знали, что химия - темный лес до небес, и в ней не свершалось ничего огромного, достойного войти во все учебники со времен дедушки Менделеева. Что до сих пор так никто путем и не знает, как все-таки действует любой из катализаторов, почему возникают азеотропы и много прочего в том же духе. Состав смеси - и тот нельзя просто замерить приборчиком, бери всё те же мензурки, пробирки, лакмус. А уж если доходит до количественных показателей, караул кричи!