Путь Лоботряса (СИ)

Помнится, Артамонов Дмитрий Сергеевич в бытность нашу на "Процессах и аппаратах" на вопрос, почему так заметно не сходятся экспериментальный и расчетный графики, только улыбнулся своей доброй усталой улыбкой. "Ведь это же не математика! Мы же не квадратуру круга определяем. Здесь такое множество факторов". Да, все "процессовские" расчеты базировались на диаграммах, таблицах и коэффициентах из других таблиц. Высшей точкой однозначности выступал материальный и тепловой баланс. Дальше шла большая или меньшая неопределённость. Но зато... Зато студенты в этой неопределённости чувствовали себя, как та самая рыба в воде.

На кафедре Майкова (нашей кафедре) занимались в общем-то всё теми же "процессами". То есть разделением и прочей околохимической обработкой смесей, с одним отличием, что смеси исключительно нефтяные. Примерно такого разговора и ждали от Майкова. Сейчас начнет заливать про составы фракций, кривые разгонки, диаграммы фазового равновесия бензол-толуол.

Виктор Павлович начал с экскурса в теорию вероятности!

Да-да, сразу и припомнилось. Проходили мы и этот раздел математики. Словоохотливая Полина Ивановна, ведшая у нас семинары, не особенно и настаивала на глубоких знаниях, так, знайте уж что-нибудь для общего развития. Потом на верхах что-то перетряхнулось, и эстафету по нашей группе принял профессор Лунц. А уж Григорий Львович вел семинары совсем по-домашнему. Всё выходило у него легко и просто, и эта самая вероятность, и последовавшие за ней функции комплексного переменного. Задачки из арифметики и алгебры, что-то уж совсем с обочины большой математической дороги.

И теперь эта вероятность вдруг понадобилась Майкову. За ней последовала информация, подсчитываемая как снятая неопределенность, за ней неопределенность, как мера хаоса. Было очень необычно, даже интригующе, и чувствовалось, что к чему-то всё это идёт, стоит что-то важное за этими побочными теориями.

Наконец, вот и уравнение, настоящее, дифференциальное; подробное его решение с пояснениями (методом неопределенных множителей Лагранжа). И постепенный выход на давно уже знакомое нам число контактных тарелок в колонне, но каким-то весьма необычным способом. Майков принципиально отказывался влезать в механизм процесса, он утверждал, что это знание всегда будет неполным, но его можно обойти, отталкиваясь от более общих принципов, управляющих физической материей. Всё это было очень не по-михмовски.

В самом конце выкладок Виктор Павлович бросил мимоходом, чтобы мы не ждали итоговой простенькой инженерной формулы. Его методика реализуется через машинный расчёт. Просто в столбик, на бумажке таким способом не посчитаешь.

Тут-то я и пришел к выводу, что свалял огромного дурака. Эх, серость наша провинциальная! И преподаватели кафедры тоже хороши. Ну что стоило тому же Зыкову, вместо басен про всеядного недальновидного Тимоху Малоручко, хотя бы намекнуть, какого рода теории разрабатывает Майков. Да и сам он мог бы снизойти для маленькой беседы. Знали бы мы еще первокурсниками, что и для чего делается. И в каком месте непременно пригодится.

Это всё о вычислительной технике, которую я, как таковую, почему-то терпеть не мог. Числил тупой прикладной профессией, вроде бухгалтерии. И, кстати сказать, серьезного внимания на нашем факультете Вычтеху, как предмету, не уделялось.

Первое знакомство проводилось на математике, еще в самом первом семестре, когда семинары у нас вела тусклоголосая старушка Милованова. "Осваивали" мы машину Проминь. Это была огромная металлическая плита, размером примерное в два дивана, вся изрезанная параллельными прорезями. Программа набиралась пластмассовыми фишечками с металлическими хвостиками разной формы. Хвостики эти и втыкались подряд, длинными рядами, в те самые продольные прорези на плите. Короче - подобие типографской наборной кассы. Затем включение - и механическая печатная машинка с приводом выдает на заправленную бумажную полосу несколько строчек результата. Которые, кстати, еще не вдруг поймёшь.

Просто, такая была тогда техника. А большие машины главного вычислительного центра института работали в то время на перфокартах.

Впрочем, и программирование давалось нам соответствующе. Это мы проходили уже на втором курсе, вела занятия Крылова Вера Сергеевна, нервная девушка с довольно-таки специфической внешностью. Изучали мы язык Алгол, и к концу семестра разве что умели написать строчку-другую. Занятия были в тягость и нам, и преподавательнице, единственное, что нас объединяло - желание побыстрее с ними покончить.