Путь миротворца

Это лицо было безумно страстным, коварно-обольстительным, но не женским — лицо соблазнительной дьяволицы, околдовавшей свою жертву. Ее кроваво-красные глаза с крупными черными зрачками буравили его хищным, безжалостным взглядом. Волосы, цвета черной даймонской крови шевелились над ее головой, переплетаясь в змеином клубке. Ниже груди ее тело сужалось и переходило в длинный змеиный хвост, переплетающий несколькими кольцами ноги Марка.

«Это ламия, — с ужасом вспомнил он рассказ Автолика о полуженщинах-полузмеях, околдовывающих мужчин. — Это она. Я попался в сети ламии».

Вот она, неземная страсть и неземная смерть!

Ламия приоткрыла рот. Сразу с двух змеиных зубов капнула кровавая слюна. Марк едва успел откинуть голову, чтобы она не попала ему в лицо.

— С-с-с, мое имя Горгея, — представилась дьяволица. Хищная улыбка бестии окатила Марка потусторонним кошмаром — мысль о быстрой смерти тотчас представилась ему чудесным избавлением.

Едва не теряя сознание от ужаса, Марк крутанул головой: вокруг одно лишь мертвое болото! Никакого оазиса, никаких деревьев, никакого ручейка! У изголовья стояла темная человеческая фигура, скрытая под толстым плащом с капюшоном, точь-в-точь, как у того, кого Марк видел у мелисской таверны, после драки с главарем Банды черных ножей. И тут Марк почувствовал, как эта фигура вытягивает из него что-то невидимое, что-то липкое и скользкое, будто-то какую-то часть души, которая сверхъестественным способом стала материей. Он дернулся, пытаясь остановить, оборвать эту связь, но невидимая слизь потянулась из него еще сильнее. Боли не было, его выкручивало мерзкое, отвратительное ощущение, не сравнимое ни с чем, словно его выворачивали наизнанку, словно превращали все внутренние органы в слизь и тащили, тащили…

Эта пытка продолжалась бесконечно, пока жуткая связь не прервалась сама собой. Марк запрокинул голову и жадно задышал. Ужас сковывал мысли, уверяя, что мучения только начинаются.

Где меч? О да, Логос лежал всего в двух шагах от его руки, но как дотянуться до него? А если и дотянется, у ослабленного тела не хватит сил поднять оружие.

— С-с-с, твоя кровь мне по вкус-с-су, миротворец, — продолжала шипеть ламия. — Я с-с-с удовольс-с-ствием выпью твоей крови. Ты умрешь не с-с-сразу, я хочу, чтобы ты подольше пожил. Не одной мне по вкус-с-су твоя кровь.

Соблазнительная женско-змеиная улыбка снова появилась на ее губах.

— Не-ет… — попытался закричать Марк, но из горла вырвались лишь глухие хрипы.

Ламия потянулась к его шее. Губы приоткрылись, обнажив змеиные зубы, изо рта вырвался и скользнул Марку по щеке длинный раздвоенный язык.

Марк сжал все мышцы, готовясь совершить огромной силы рывок, но поздно: ламия впилась в его шею. Он задергался всем телом от жуткой боли. Ламия впрыснула яд, вызвав невыносимое жжение. Когда она подняла голову, Марк обреченно увидел испачканные его кровью зубы — рана на шее вспыхнула. Жгучая, едкая боль распространялась все дальше от укуса. Внезапно Марк понял: он умрет. Умрет как сотни других людей, не вернувшихся из Белого забвения. Умрет, и даже тела его не найдут.

«Господи, Спаситель! — в мыслях вскричал Марк. — Спаси в последний раз. Боже, я готов умереть, но не такой гадкой смертью. Дай мне умереть достойно, если Тебе угодна моя смерть!»

Тошно умирать, будучи бессильным дать сдачи смерти. Марк чувствовал, как слабеет тело с каждой потерянной каплей крови. Все внутреннее естество рвалось драться, бороться, сопротивляться, но как, если он опутан по рукам и ногам цепкими водорослями?

Краем затекшего глаза Марк уловил склонившуюся над ним темную фигуру. Некто приставил к его шее стеклянный пузырек, очевидно, собирая кровь. Кто? Зачем? Кому могла понадобиться его кровь кроме этой кровожадной твари? Сделав свое дело, темная фигура повернулась и растворилась в белой пелене болот.

— Ты бес-с-с-силен, ты мой, — сладострастно шипела Горгея, втягивая из его шеи кровь. — Не дергайс-с-ся, не поможет.

«Боже, почему? — мысленно обливался слезами Марк. — Спаси меня, спасите, кто-нибудь!»

Что-то прилетело, зашумело возле его головы, будто шальной порыв ветра, каким-то чудом появившийся в безветренных болотах. И это что-то пронзило разум ослепительной мыслью, высказанной недавно хранительницей: «Полубрат — это человек, который посвятил свою жизнь Спасителю, но после отрекся от своего посвящения. Такой человек верит в Путь истины, но идет по пути греха». Лишь сейчас, в смертельной ловушке Марк понял весь смысл этих слов. И перестал дергаться.

Он сам выбрал свою судьбу. Сам выбрал образ жизни, навязанный Белым забвением. Он отрекся и от своего призвания, и от Пути истины.

«Отступник! Полубрат! — мысленно разразился Марк руганью на самого себя. — Я сам вынес себе приговор. Суди меня, Бог!»

— Пусть Твой огонь сойдет… — прошептал он с хрипом, болью, тошнотой, но вслух. Горькая скорбь, сдавившая грудь, заставила забыть об ужасной ране на шее и растекающемся по сосудам яде. — …Сойдет и спалит меня с этой тварью. Или дай мне умереть в бою. Но не оставь меня этому исчадию…