Путь Моргана

В задумчивости Ричард направился к своим нарам. Любопытно: никто из представителей власти на корабле не знает ни провинности каторжников, ни сроки, которые они должны отбыть… Возможно, Пауэру действительно удастся обмануть губернатора, но может случиться и так, что Филлип сам примет решение и обречет всех заключенных на четырнадцать лет каторги. Зачем везти в такую даль тех, у кого срок заканчивается через шесть месяцев или год? Только теперь Ричард понял, зачем их обыскивали в Портсмуте. Билет на корабль, отправляющийся обратно в Англию, должен стоить недешево, а в планы парламента вовсе не входило платить каторжникам жалованье. Кто-то в свите Филлипа наверняка догадался, что многие каторжники припрячут несколько монет, надеясь вернуться домой. «Вам следовало бы поучиться у мистера Сайкса, майор Росс! Но вы не так жестоки, иначе искали бы деньги совсем в других местах. Я вижу вас насквозь: приверженец кодекса чести, рьяный патриот и защитник подчиненных, шотландец-пессимист, раздражительный, с острым языком, в меру тщеславный и подверженный морской болезни».

Двадцатого мая, пока «Александер» покачивался на невысоких волнах под моросящим дождем, каторжников стали по несколько человек выводить на верхнюю палубу, чтобы снять с них ножные кандалы. Первыми вывели больных, в том числе и Айка Роджерса, который был так слаб, что врач Балмен велел давать ему дважды в день по стакану крепкой мадеры.

Когда Ричард поднялся на палубу, подул ветер, сквозь серую пелену дождя едва просматривались серые волны с белыми гребнями, но небеса изливали свежую, пресную, настоящую воду. Ричарду велели сесть на палубу, вытянув перед собой ноги. Двое моряков сидели рядом на скамейках; один подсунул широкую стамеску под железный браслет, второй молотком принялся сбивать заклепку. Боль была невыносимой, вся сила удара передавалась в кость, но Ричард терпел. Подставив лицо дождю, он чувствовал, как капли стекают по коже, и жадно смотрел на серые рваные тучи. После еще одного ужасающего взрыва боли была освобождена и вторая нога. Ричард ощутил легкость и головокружение, он промок насквозь, но был блаженно счастлив.

Кто-то подал ему руку, помогая встать. Пошатываясь, Ричард отошел в сторону, стараясь освоиться с мыслью, что после тридцати трех месяцев, проведенных в кандалах, он наконец-то расстался с ними.

Внизу, в камере, он задрожал в ознобе, спешно разделся, выжал из мокрой одежды пресную воду в чашу фильтра и развесил свои вещи на веревке, протянутой между бочонком с морской водой и балкой. Растеревшись сухими тряпками, он облачился во все новое. Этот день ему предстояло запомнить надолго.

Тем утром он долго смотрел на друзей, пытаясь понять каждого из них, как самого себя. Какие чувства они испытывали? Что думали о чудовищном испытании, выпавшем на их долю? Понимал ли хоть кто-нибудь из них, что больше никогда не увидит родину? О чем они мечтали, на что надеялись? Были ли у них вообще мечты и надежды? Ответить на эти вопросы не мог не только Ричард. Если бы он задал их вслух, спросил без обиняков, то получил бы шаблонные ответы: друзья сказали бы, что мечтают о деньгах, имуществе, удобстве, жене и детях, долгой и безбедной жизни. Обо всем этом мечтал и сам Ричард, но не знал, сбудутся ли его желания.

В обращенных на него взглядах товарищей он читал доверие и привязанность – с этого и надо было начинать. Каждый из них должен был понять, что его судьба – в его руках, а не в руках Ричарда Моргана. Как вожак он мог заменить им отца, но не мог стать матерью.

Каторжникам разрешили поочередно выходить на палубу – при условии, если они не будут мешать команде. Впрочем, ошалевшему от радости Джону Пауэру позволили помогать матросам, как и Уилли Дрингу и Джо Робинсону. Как ни странно, далеко не все каторжники захотели выйти на верхнюю палубу. Тех, кто страдал морской болезнью, Ричард еще мог понять, тем более что в Бискайском заливе качка усилилась, но даже теперь, когда со всех сняли ножные кандалы, многие узники по-прежнему предпочитали лежать на нарах или сидеть за столом, играя в карты. На палубе было ветрено, через борт перелетали брызги, но «Александер» уверенно рассекал воды. Только в сильные штормы, когда волны станут перехлестывать через борта, капитан мог приказать задраить люки.

К тому времени как лейтенант Джонстоун разрешил заключенным выйти на палубу, небо вдруг прояснилось, а узников успели накормить неизбежным черствым хлебом, солониной и напоить грязной портсмутской водой. Шесть рядовых пехотинцев таскали ведрами морскую воду в бочонок; сам лощеный, прямой, как жердь, лейтенант Шарп спустился в камеру и прошелся по проходам, приказывая лентяям вымыть полы и протереть нары. Поскольку территория Ричарда не вызвала у Шарпа никаких нареканий, девять из одиннадцати каторжников направились к люку, помахав на прощание Айку и Джо Лонгу.