Путь Моргана

А потом «Александер» вновь навлек на себя гнев губернатора. Лейтенанты Джонстоун и Шарп часто бывали на борту «Леди Пенрин», одного из двух самых медлительных судов. Офицеры на обоих кораблях держали овец, свиней, кур и уток, которых не только ели, но и резали сами. У капитана, его помощников и команды были свои припасы, и свежая пища ценилась так высоко, что матросы не делились выловленной рыбой с пехотинцами, и наоборот. В команде было несколько заправских рыбаков, зато пехотинцы запаслись лесками, крючками, поплавками и грузилами для ловли. Каторжников, умеющих ловить рыбу, тоже привлекали к этой работе, пополняя их рацион наваристой ухой.

Домашнюю птицу морские офицеры съедали без посторонней помощи, однако в тропических водах подолгу хранить баранину или свинину было невозможно – всю свинью или овцу следовало съесть сразу. Голодные каторжники считали, что морским офицерам следовало бы делиться мясом с экипажем судна, но не тут-то было. Свою провизию офицеры предпочитали уничтожать сами или вместе с равными себе. Поэтому когда Джонстоун и Шарп резали свинью или овцу (коз берегли из-за молока), то вывешивали на корме «Александера» скатерть. Увидев ее, капитан Кэмпбелл и его два лейтенанта посылали шлюпку за своей долей мяса. Когда же скатерть вывешивали на носу «Леди Пенрин», лейтенанты с «Александера» поспешно спускали на воду шлюпку и плыли за свежатиной.

К великой радости Джонстоуна и Шарпа, двадцать первого июня на носу «Леди Пенрин» заполоскалась скатерть. Два офицера тут же велели спустить шлюпку и отправились в гости к друзьям, предвкушая сытный обед. Тем временем губернатор Филлип, капитан Хантер, майор Росс, судья Дэвид Коллинз и десяток других высокопоставленных особ с «Сириуса» с изумлением наблюдали за тем, как офицеры с «Александера» отважно сражаются с высокими волнами, которые ветер гнал с северо-запада. Двенадцать рядовых пехотинцев гребли слаженно и умело, шлюпка быстро проделала путь в оба конца и благополучно вернулась к «Александеру». Пока ее поднимали на палубу, Джонстоун и Шарп глотали слюнки, представляя, как вскоре полакомятся сочной свининой с луком, тушенной в козьем молоке.

Но тут за ними прислал капитан Синклер.

– На «Сириусе» подняли флаги, – бесстрастно сообщил он. – Поднимитесь на ют и прочтите сигнал.

Два лейтенанта взобрались на ют, где Синклер держал своих кур, овец и коз, а также шесть откормленных свиней в грязном загоне, заботливо защищенном от солнца и снабженном корытом с морской водой.

«Шлюпки с «Александера» впредь спускать только с особого разрешения губернатора», – гласили флаги.

Приказ был кратким и равнодушным, но майор Росс восполнил это упущение в тот же день, после того как побывал на «Сириусе».

– Чертовы болваны, я прикажу выпороть вас до полусмерти! – ревел он, не заботясь о том, что его слышат все присутствующие на палубе. Майор Росс вовсе не желал терять драгоценное время и вызывать виновных к себе в каюту, чтобы высказать все, что он о них думал. – Мне плевать на ваши уговоры с Кэмпбеллом и молокососами с «Леди Пенрин»! Хватит гонять шлюпки без толку, и точка!

Не дожидаясь ответа, он снова спустился по веревочной лестнице в шлюпку и отправился на «Леди Пенрин», чтобы еще раз излить гнев.

Рядовые пехотинцы, матросы и каторжники покатывались со смеху. Не выдержав унижения, лейтенанты Джонстоун и Шарп заперлись в каютах и принялись обдумывать план самоубийства.

Плавание проходило гладко, пока дули северо-восточные пассаты, но к концу июня ровный и сильный ветер утих, его сменил налетающий временами бриз. Пришлось часто поворачивать и поднимать паруса; все затаив дыхание наблюдали за усилиями рулевого и ждали, поймает ли парус ветер, который сможет направить корабль по верному курсу. Если ветер утихал, корабль вновь менял румб, и все начиналось сначала. Работа с парусами сменялась ожиданием – и так без конца.

Ричард занялся ловлей рыбы – но не потому, что ему везло, а потому, что он проявлял неиссякаемое терпение. Когда же брался удить рыбу Билл Уайтинг, он рассчитывал, что рыба клюнет, стоит только забросить удочку, и наотрез отказывался часами торчать у борта. Солнце стояло в зените, палуба раскалялась, жар становился невыносимым – особенно для светлой кожи англичан. И в этом Ричарду снова повезло: до прибытия на Тенерифе он успел обгореть, а потом покрылся ровным коричневым загаром, как и Тэффи и остальные темноволосые каторжники. Но светлокожие и веснушчатые Билл Уайтинг и Джимми Прайс предпочитали прятаться на нижней палубе, залечивая солнечные ожоги целебной мазью Ричарда и каламиновой настойкой, на которую не скупился доктор Балмен.

Поэтому Ричард искренне обрадовался, увидев, как матросы натягивают над палубой парусиновый тент, привязывая его к леерам, вантам и другим опорам.

– А я и не знал, что Эсмеральда так боится обгореть, – сказал он Стивену Доновану.

Донован залился смехом.