— Гитлер капут.
— Хм… а кто такой этот Гитлер?
— Не могу знать, — пожал плечами жандарм, — причем он сказал это с таким выговором, что стало ясно — Будищев не знает ни хохдойча, ни какого-либо другого германского диалекта.
— Любопытно. Что-нибудь еще?
— Он хорошо развит умственно, хотя умеет это скрывать, выставляя себя эдаким балагуром. Систематического образования он определенно не получил, скорее можно сказать, что лица, воспитывающие его, стремились дать своему подопечному в руки ремесло. Хотя и довольно оригинальное.
— Что вы имеете в виду?
— Он недурно разбирается в гальванике и даже как-то починил таковое устройство на одном из минных катеров нашей Дунайской флотилии. Так что по меньшей мере одним успехом моряки обязаны ему.
— Наш пострел везде поспел, — усмехнулся шеф жандармов. — Что-нибудь еще?
— Быстро принимает решения и не менее быстро приводит их в жизнь, — продолжил доклад Вебицкий. — Скрытен, нещепетилен….
— А подробнее?
— Я как-то предложил ему за хорошую стрельбу трешку…
— Взял?
— Без малейших колебаний, хотя тут же обратил все в шутку. Кроме того, как-то идя в поиск, он переоделся в турецкую форму. Это не афишировалось, но я все-таки узнал. К тому же, когда пленный поначалу не захотел говорить, он сумел его запугать, не перейдя, однако, той грани, чтобы можно было обвинить его в недостойном отношении к военнопленным.
— Это нехорошо, — покачал головой Мезенцев. — Соответствующее повеление государя однозначно требует неукоснительного соблюдения обычаев войны. Но как отреагировало командование?
— Предпочло закрыть глаза и сделать вид, что ничего не знает. Впрочем, это вряд ли можно считать удивительным, так как руководивший экспедицией полковник Тиньков обязан Будищеву жизнью и славой пленения первого османского генерала.
— Погодите, Азиза-пашу — тоже он? Однако! А каковы его отношения с вольноперами? Они ведь вчерашние студенты, не так ли?
— Так точно, ваше превосходительство. Он быстро с ними сошелся, причем, несмотря на разницу в положении, сумел поставить себя на равных, а иногда даже выказывал себя лидером их группы.
— А уж не из социалистов ли он?
— Не похоже.
— Что это значит?
— Трудно сказать определенно, однако у меня сложилось впечатление, что при всей критичности склада его ума, он совершенно не приемлет ни либеральных, ни социалистических идей. Более того, я бы сказал, что его взгляды скорее охранительные.
— Даже так?
— По донесению одного из допрошенных мною нижних чинов, он как-то сказал, что баре, злоумышляющие противу существующего строя — идиоты и сами копают себе могилу. Поскольку, случись революция, их первых на столбах и развесят.
— Что, так и сказал?
— Дело в том, ваше превосходительство, что мой информатор — человек не слишком образованный и половины не понял, но память у него хорошая и слова его он произнес дословно.
— Послушайте, а мы с вами точно о нижнем чине сейчас говорим? Уж больно он, подлец, развит для своего положения!
— Ваше превосходительство, так он же из Ярославской губернии. Они же где только ни ходят и чего только ни слышат в своих скитаниях. Там и не такие оригиналы случаются![87]
— Возможно, однако же присматривайте за эти уникумом, на всякий случай… мало ли!
— Ваше превосходительство, я взял на себя смелость послать запрос в Рыбинск. Там уездным исправником служит очень толковый чиновник, некто Фогель. Если в происхождении этого Будищева найдется какая-нибудь неясность, он наверняка сыщет!
— Благодарю вас, штабс-капитан. Вы проделали значительную работу, и она не останется без награды. Надеюсь, мне не надо напоминать вам о конфиденциальности этой информации?
Зима 1877 года выдалась в Болгарии морозной. Особенно страдающие от нее османы говорили даже, что русские привезли холода с собой, с тем, чтобы погубить правоверных. Что еще хуже, форма солдат и офицеров после полного лишений военного лета пришла если не в полную негодность, то довольно близко к этому. В мундирах и шинелях частенько зияли дыры, прорванные в сражениях или прожженные у костров, а обувь иной раз имела такой вид, что даже видавшие виды сапожники разводили руками. Разумеется, такая одежда никак не соответствовала зимнему времени, и в войсках участились случаи простудных болезней и обморожений.
Нельзя сказать, чтобы военное начальство не отдавало себе отчет в сложившемся положении и не принимало никаких мер. В частности, с началом холодов были выданы фуфайки и до шестидесяти полушубков на роту, что, конечно, было недостаточно, но позволяло хотя бы в аванпосты и караулы отправлять людей одетыми тепло.
Еще одной проблемой были постоянные перемещения полка, что не позволяло солдатам хоть как-то обжиться. Только им удавалось отрыть для себя землянки, как приходил приказ идти в другое место, где в лучшем случае были полуразрушенные дома, покинутые местными жителями. Их, разумеется, пытались чинить, поправляя окна и крыши, а иногда и восстанавливая стены, но не успевали они устроиться, как приходилось все бросать и идти на сей раз совсем в чистое поле, где и вовсе ничего не было.